Фуше

Фуше ведет себя в этих обстоятельствах так же, как в пору Маренгской кампании 1800 года. Правда, он исправно информирует Наполеона о растущем разочаровании его режимом в Париже и в провинции. Но он не делает практически ничего, чтобы хоть как-то нейтрализовать пагубный для престижа императора дух недовольства. Фуше выжидает, провести императора трудно: сама подозрительность Наполеона в отношении Фуше обостряет его наблюдательность. «Он (император), — замечает Савари, — написал суровое письмо министру полиции, замечая, что с его стороны была допущена небрежность, так как не существует причины для такого недоверия (императору), или что он даже дал полную волю для этого недоброжелательства, которое всегда готово воспользоваться тем, что направлено в ущерб власти государя»^{484}. Фуше немедленно нашел козла отпущения. Им, по донесению министра, оказался генерал Дефранс[74], чье письмо к тестю, описывавшее настоящее, плачевное положение дел в Польше, стало известно в обществе и вызвало нежелательную для Наполеона огласку^{485}.

За мнимыми победами императора, наконец, последовала победа настоящая. При Фридланде 14 июня 1807 г. французская армия разгромила русскую армию генерала Беннигсена. «Под Фридландом, — пишет Савари, — мы захватили много пушек, взяли в плен четыре или пять тысяч человек, и это, не считая пятнадцати-двадцати тысяч раненых, также попавших к нам в руки»^{486}. «При Эйлау Император не мог сказать: я победил; но под Фридландом победа решительно возвратилась к своему любимцу»^{487}. Подписание мирного договора и союза с Россией в июле 1807 г. все расставило по своим местам. «Русский союз, заключенный в Тильзите, так же, как триумфы двух бессмертных кампаний, которые ему предшествовали, — вспоминал Меневаль, — довели могущество и славу императора Наполеона до крайних пределов»^{488}. Но и здесь, в Тильзите, на вершине славы, в «апогее величия»^{489}, Наполеон помнит о Фуше. 3 июля 1807 г., он пишет ему в Париж, и «верный» Фуше получает от императора новое задание: «Проследите за тем, — пишет властелин, — чтобы ни прямо, ни косвенно не говорилось более ничего враждебного России. Все побуждает верить в то, что наша система будет связана с этой державой прочными узами»^{490}.

Вернувшегося в столицу повелителя льстиво приветствует, наряду с другими сановниками, и Фуше. По заказу министра полиции, который он, впрочем, «забывает» оплатить, поставлена опера Лесюэра «Триумф Траяна», пропитанная самой низкопробной лестью^{491}. Прототип героя спектакля легко узнаваем. Музыка оперы восхитительна, но лесть настолько груба и чудовищно нелепа, что сам чествуемый герой не выдержал и покинул зал до окончания представления. Справедливости ради заметим, что многим, в отличие от императора, опера понравилась. Побывавший на спектакле офицер Великой армии Жан-Батист Баррес писал о том, что это была «типичная пьеса, полная намеков на только что завершившуюся кампанию. Красота темы, блеск декораций, пышность костюмов, грациозность танцев и балета наполнили мою душу восторгом. Когда Траян появился на сцене в триумфальной колеснице, влекомой четырьмя белыми конями, тысячи лавровых венков были брошены из центра зала и все зрители увенчали себя ими, подобно множеству Цезарей. Это была великая ночь и чудесный спектакль»^{492}.

«Император не был обманут этим проявлением верности со стороны министра (полиции), — писал Савари. — …Император более не доверял г-ну Фуше; но он оставил его в должности (министра) и не потребовал у него никакого отчета»^{493}.