Со стороны Наполеона на «верного» министра полиции как из рога изобилия продолжают сыпаться нагоняи. Частенько Фуше получает обидные щелчки, иногда лично от императора, иногда через третьих лиц, например архиканцлера империи Камбасереса. «За последние две недели, — пишет Наполеон Фуше 5 ноября 1807 г., — вы не совершили ничего, кроме глупостей; настало время положить им предел и прекратить вмешиваться, прямо или косвенно, в дела, которые вас не касаются. Такова моя воля. Наполеон»{470}
. 24 марта 1808 г. из Сен-Клу на имя министра полиции приходит письмо, в котором есть такие строки: «Небрежность, которую вы вносите в дело надзора за газетами, в эту столь важную часть ваших обязанностей, заставляет меня закрыть «Le Publiciste». Это сделает (многих) несчастными, и вы будете тому причиной. Если вы назначили редактора, то вы и должны его направлять. Вы пошлете копию моего декрета другим газетам и скажете им, что я закрыл этот орган за то, что он обнаруживал английские чувства… Вы дадите новые инструкции «Journal de l’Empire» и «Gazette de France», вы уведомите их, что если они не хотят быть закрытыми, то они должны избегать всего, что противно славе французской армии и клонится к оклеветанию Франции и ухаживанию за иностранцами». Комментируя это письмо императора своему министру полиции, Е. В. Тарле писал: «Беспощадный и придирчивый сыщик Фуше оказывался в глазах Наполеона излишне либеральным блюстителем прав печати»{471}.Важной недоработкой министра полиции Наполеон считает то, что, невзирая на блеск имперского могущества, парижане, как и прежде, смеют насмешничать. «В городе, — вспоминает современница, — распространялись остроты и каламбуры: их сообщали в армию; раздраженный император делал строгие выговоры министру полиции за плохое наблюдение; этот последний отвечал в духе какого-то снисходительного либерализма, что нужно оставить праздным людям эту забаву. Однако если министр полиции узнавал, что в каком-нибудь из парижских салонов велись насмешливые или проникнутые недоброжелательством разговоры, он немедленно вызывал к себе хозяина или хозяйку салона и предупреждал их, советуя им внимательнее наблюдать за собравшимся у них обществом, и они уходили от него в смутной тревоге…»{472}
.Наполеон «заботливо» ставит Фуше на место. «Фуше, — сказал он однажды, — одержим желанием быть моим наставником… но так как я никогда ничего ему не сообщаю, — продолжил император, — то он не знает, что предпринять и, конечно… попадает впросак»{473}
. Зная, сколь неприятны для Фуше любые упоминания о его «революционном» прошлом, Наполеон не может отказать себе в удовольствии напомнить ему об этом. Однажды Наполеон, раздраженный чем-то, захотел его уязвить и показать, что хорошо помнит все превращения своего министра. «Ведь вы голосовали за казнь Людовика XVI!» — сказал он ему внезапно. «Совершенно верно! — ответил Фуше, низко, в пояс, по своему обыкновению, кланяясь императору. — Ведь это была первая услуга, которую мне привелось оказать вашему величеству». Это был глубоко значительный диалог: Фуше напоминал императору, что карьера их обоих — революционного происхождения, хотя и построена на том, что один из них, заняв вакантный престол Людовика XVI, задушил революцию, а другой усердно помогал ему это сделать»{474}.