Фуше

Как бы то ни было, Наполеон не внял уговорам «верного» Фуше. «Судьба моя еще не свершилась, — заявил император, — я должен закончить то, что пока всего лишь набросок… Я объединю все народы Европы в один народ, а Париж станет столицей мира…»^{636}.

В январе 1812 года герцогу Отрантскому позволяют вернуться в Париж и участвовать в работе Сената. Здесь, в столице, страсть Жозефа Фуше к интригам удовлетворяется неизмеримо полнее, чем в далеком Эксе или в его загородной вилле в Феррь-ере. Доверенные и преданные лица попадают в кабинет экс-министра через маленькую дверь, ключ от которой имеет один хозяин дома. Конспирация доведена до совершенства. Агенты Фуше превращаются в невидимок, о которых не подозревают даже обитатели дома на улице дю Бак, исключая, разумеется, самого герцога Отрантского.

«Интрига была так же необходима Фуше, — говорил Наполеон, — как пища: он интриговал всегда, везде, всеми способами и со всеми»^{637}.

1812 г. лично для Фуше приносит несчастье — умирает его жена, с которой безмятежно и вполне мирно он прожил долгие двадцать лет. Среди вещей покойницы Фуше натыкается на отложенные «на черный день» 300 тысяч франков золотом…

В своих мемуарах герцог Отрантский ничего не говорит о смерти этой «некрасивой и довольно скучной женщины»^{638}, и его молчание красноречивее всяких слов. Один из немногих людей, с которыми он дружит, — Тибодо выражает ему свое соболезнование и получает следующий ответ: «Я очень тронут, мой друг, твоим соболезнованием и соболезнованиями мадам Тибодо. Я достоин жалости с тех пор, как меня постигло несчастье, и я потерял ту, которая провела со мной всю жизнь…»^{639}.

«Пророчества» Фуше, которыми повелитель пренебрег в конце 1811 года, в 1812 году сбываются с ужасающей точностью. Бесконечные марши по бескрайним просторам России, кровавые и безрезультатные сражения, в одночасье превратившаяся в огромный костер Москва, отступление по разоренной и разграбленной Старой Смоленской дороге, скорее напоминающее бегство… Один из очевидцев драматических событий русской кампании 1812 года Арман де Коленкур в своих мемуарах приводит любопытный эпизод: «В Познани, — пишет он, — мы пересекли дорогу, по которой армия шла через Кенигсберг. В ожидании писем император по очереди перебирал всех своих министров… Потом император заговорил о герцоге Отрантском: — Этот — просто-напросто интриган. Он замечательно остроумен и легко владеет пером. Это — вор, который загребает обеими руками. У него должно быть многомиллионное состояние. Он был видным революционером, «мужем крови». Он думает, что искупит свои ошибки и заставит забыть их, если будет ухаживать за родственниками своих жертв и разыгрывать для видимости роль покровителя Сен-Жерменского предместья. Этим человеком, пожалуй, выгодно пользоваться, потому что он до сих пор еще продолжает быть живым знаменем для многих революционеров и, кроме того, обладает большими способностями, но я никогда не смогу доверять ему»^{640}.

Во время войны 1812 года, осенью, в Париже предпринята попытка свергнуть императорский режим^{641}. Заговорщиков возглавил генерал Мале — «смелый человек»^{642} и искренний республиканец. Враги императора, почти добившись успеха, тем не менее, терпят неудачу. Анализируя ее причины, Фуше писал, что руководителей заговора погубила чрезмерная снисходительность: арестовав Савари, Гюлена (военного губернатора Парижа), заговорщикам следовало немедленно их казнить. Этого, с сожалением замечает Фуше, они как раз и не сделали^{643}. Своеобразная оценка. Примечательна была и реакция императора на сообщение о событиях 22 октября 1812 г. в Париже. Жозеф Констан пишет, что когда (во время отступления из России) Наполеон узнал о заговоре Мале, он воскликнул: «Этого бы не произошло, если бы Фуше был министром полиции!»^{644}. Прибыв в Париж 18 декабря 1812 г., Наполеон распорядился о проведении секретного расследования относительно возможности участия Фуше в заговоре генерала Мале, которое подтвердило, однако, непричастность его к этому заговору^{645}.

Разгром наполеоновской армии в России явился страшным, сокрушительной силы ударом по «великой империи». «Бесполезные и купленные дорогой ценой победы… уничтожение прекраснейшей из армий, какой когда-либо обладала Франция, — таковы были результаты этого рокового похода в Россию», — писал секретарь императора Клод-Франсуа Меневаль^{646}. «Из четырехсот тысяч солдат, перешедших Неман, — вспоминал Фуше, — едва ли тридцать тысяч переправились через реку пять месяцев спустя…»^{647}.

Маршал Г. А. Блюхер