В 1813 году война бушует в центре Европы. Впервые, начиная с 1796 года, Бонапарт вынужден обороняться. «Он сражался с храбростью льва, — вспоминал Лавалетт, — но льва, вынужденного отступать»{648}
. Императору, по его собственным словам, нужна новая Великая армия в 800 тысяч человек. Министры Наполеона считают, что для участия в новой военной кампании Франции необходимы дополнительные средства в размере 300 миллионов франков{649}. Таких войск и таких денег у Наполеона нет. Император безуспешно пытается вступить в сепаратные переговоры с Англией. Для этого он даже готов воспользоваться услугами «негоциатора» 1810-го года Пьера-Сезара Лябушера… Провал лондонских, как и всех прочих переговоров, закономерен. Дело в том, что Наполеон всегда умел вести переговоры будучи победителем, но тогда, в 1813 году, всем больше памятна гибель Великой армии в российских снегах, а не «солнце Аустерлица»[85]. Ореол непобедимости развеян и с императором французов говорят на непривычном для него языке. Ему смеют ставить условия! Требуют отдать то-то и то-то! В ответ на эти беспардонные домогательства он раздраженно заявляет: «Пусть они (союзники) отберут у меня то, что смогут, но я ничего им не отдам»{650}. Однако бескомпромиссный на словах, Наполеон понимает всю затруднительность своего положения. Ему нужен советчик, человек искушенный в дипломатии и привыкший находить выход из казалось бы безнадежной ситуации… Такой человек во Франции есть. Это…Талейран. Император с ним советуется. Это, конечно, не значит, что он последует данным ему советам. Тем не менее герцог Отрантский оскорблен: «Мне было больно видеть господина де Талейрана, если и не находящимся в милости, то по крайней мере призванным в совет, тогда как я, — пишет Фуше в мемуарах, — продолжал оставаться без дела и в опале…»{651}.Тем временем, пока Фуше «ревнует» императора к Талейрану, Наполеон вновь пытается поставить на колени восставшую против «великой империи» Европу. Первоначально ему удается одержать несколько побед над армиями шестой коалиции. 2 мая он наносит поражение союзникам под Люненом, 20–21 мая — под Бауценом. В разгар своих военных успехов император внезапно вспоминает о «верном» Фуше. 10 мая 1813 г. из Дрездена Наполеон шлет Фуше письмо: «Я сообщаю вам о моем намерении, — пишет властелин, — что как только я окажусь во владениях прусского короля, я назначу вас главой правительства этой страны… Я желаю, чтобы вы приехали в Дрезден тайно и не теряя ни единой минуты… Я очень рад возможности… получить от вас новые услуги и новые доказательства вашей преданности»{652}
. На следующий день он пишет письмо императрице Марии-Луизе, в котором требует, чтобы герцог Отрантский немедленно выезжал в Дрезден. Официально причина вызова Фуше в императорскую штаб-квартиру объясняется желанием Наполеона поручить ему генерал-губернаторство в Пруссии после захвата прусской территории. Но смысл этой новой милости Наполеона понятен всем, начиная от камердинера императора и кончая самим Фуше. Свидетельства Констана, Савари, Фуше, Тибодо удивительно схожи. Они буквально дословно повторяют одно и то же. Констан пишет: «Император, вызывая его (Фуше), имел действительный повод, который он, однако, скрыл под правдоподобным предлогом. Находясь под большим впечатлением от заговора Мале, его величество полагал, что будет неблагоразумно оставлять в Париже во время его отсутствия столь недовольную и влиятельную особу, как герцог Отрантский… я слышал, как он (Наполеон) много раз высказывался по этому поводу таким образом, который не оставлял места для сомнений»{653}. А вот отрывок из воспоминаний Савари: «Император… призвал герцога Отрантского (Фуше) из Парижа в Дрезден… чтобы избавить себя от докучного труда бороться с ним. так как было понятно, что он начнет интриговать в Париже…месье Фуше обладал беспокойным характером, он всегда стремился быть участником в каком-либо деле, и обычно против кого-либо…»{654}. Тибодо пишет, что не доверявший Фуше Наполеон «не желал позволить ему (Фуше) оставаться в Париже во время его отсутствия»{655}. И, наконец, сам Фуше в мемуарах пишет, что после вызова в Дрезден он сразу же заключил, что властелин опасается его присутствия в Париже{656}.Кое-кто из современников даже воспринял «прусское наместничество» герцога Отрантского как его… «новую опалу». Г-жа Левен, к примеру, извещая Тибодо о поездке Фуше в Германию, в конце своего письма без всякой видимой связи с предыдущим писала: «Более двухсот якобинцев были изгнаны или высланы (из Парижа)»{657}
. Многозначительная приписка.