Футуроцид. Продолженное настоящее

Еще раз: н-да… И еще раз признаем: хорошее для прикладной аналитики определение – продолженное настоящее. Возможно, главная наша ошибка заключается именно в том, что мы пытаемся жить в продолженном настоящем. Всеми силами стараемся удержать то, что есть, а оно уже умерло, разлагается, отравляет собою ростки будущего, пробивающиеся сквозь безжизненный дерн.

Об этом следовало бы подумать.

И все же Референт, несмотря на весь свой опыт, не понимал, почему данный материал был направлен ему да еще и с пометкой «срочно!», о чем свидетельствовала галочка, поставленная синим карандашом. Ведь прав, прав Панародин: все это не имеет отношения к нашей реальности. Даже если так называемые трансцензусы действительно выражают собою будущее, то это очень отдаленное будущее, не требующее принятия незамедлительных мер. А трансцензус Чаги (Игната Веретенникова) можно объяснить простым совпадением: сделай сто – двести прогнозов, и пара – тройка из них обязательно окажется правильными.

Твердо он знал одно: президент никогда не загружал его второстепенными материалами. И если раньше не поручал ему ничего по «Аргусу», то, вероятно, и не считал это направление важным.

Что изменилось?

С чего появилась синяя галочка?

Почему данный проект вдруг оказался в фокусе его внимания?

Он положил перед собой два последних картона. На одном была изображена Дворцовая площадь в Санкт-Петербурге. Ее заполняла плотная многотысячная толпа: вздымались транспаранты, флаги, портреты, людской разлив выплескивался и на Невский проспект, и на Певческий мост, а на импровизированной трибуне перед дворцом – сразу бросалось в глаза, что это временное сооружение – стоял человек в куртке и, подняв к небу руку, что-то кричал. Причем голова его была обведена красным карандашом.

А на втором картоне, как бы приближенным наплывом, тот же оратор был изображен почти в четверть листа. И едва Референт бросил взгляд на его лицо, как мелкая холодная дрожь окутала ему сердце.

Так вот в чем тут дело.

Вот почему эта папка оказалась у него на столе.

Он узнал человека, стоящего на трибуне.

* * *

Они уже около часа гуляют по саду. Точнее – по той его части, которая огорожена и является внутренней территорией Флигеля. Сад сильно запущен: деревья, в основном ивы, вразнобой кренятся изогнутыми стволами, ветви кое-где сплетаются так, что через них приходится чуть ли не продираться.

– Зато нас никто не услышит, – говорит Агата.

– А нас слушают?

– Не знаю. Но рисковать не стоит.

Дагу здесь тоже спокойней. Его что-то начинают ощутимо давить стены Флигеля: тесный, со спичечный коробок, номер в жилом отсеке, где расселили визионеров, тесная, еще меньших размеров, кабина, в которой он проводит по несколько часов в день, тесная рабочая аудитория, где они сидят, уткнувшись носом в компьютеры, тесная комната отдыха с телевизором, показывающим, кстати, всего три федеральных канала. Хочется пространства, свежего воздуха, незнакомых лиц, шума улиц… По крайней мере, эта окраина сада из Флигеля не просматривается. Да и некому сейчас за ними смотреть. Сегодня среда, а по средам ровно в одиннадцать их удостаивает личным посещением Коркус, формально он – научный руководитель проекта. Обставляется это весьма торжественно. Гремлин встречает уважаемого академика еще в дверях, почтительно, на полшага сзади, препровождает его на второй этаж, в общую аудиторию, где тот, остановившись и оглядев присутствующих из-под нависших, как мох, бровей, делает несколько маловразумительных замечаний. Их аккуратно записывает Анчутка, играющая в данном случае роль секретарши, а затем Коркус, благосклонно кивнув: «Работайте, работайте! Желаю успехов!», скрывается с Гремлином в кабинете – там уже приготовлены коньяк, чай, печенье. Выслушивание ценных указаний занимает около получаса, и далее Коркус так же торжественно, постукивая палкой с позолоченным набалдашником, отбывает, причем Гремлин с приятной улыбочкой провожает его до машины. Правда, Даг однажды своими глазами видел, как Гремлин, взяв листок с записями, сделанными Анчуткой, не читая, рвет его на клочки и выбрасывает в мусорную корзину.

Во всяком случае, Гремлину сейчас не до них, и Агата, слегка нервничая, что на нее непохоже, объясняет Дагу складывающуюся ситуацию. Она считает, что ситуация в «Аргусе» – хуже некуда. Все четырнадцать трансцензусов, полученных за весенние и летние месяцы, представляют собой негативные версии будущего.

– В принципе это логично. Ты материалы читал? Я имею в виду приложение, которое написал Профессор.