GA 122 - Мистерии Библейской истории творения

Все, что мы таким образом переживаем при подъеме, продолжает действовать в нашей душе: если оно действовало и работало в ней должным образом, тогда оно нас поднимает выше и выше в области духовной жизни, как мы их пытались изобразить в деваханической сфере, куда перешла душа Марии и души ее подруг и за которыми следует Иоанн Томазий. Если я вам говорю, что те три ее помощницы — Филия, Астрид и Луна — суть силы, которые мы абстрактно, применительно к физическому плану, называем душами: ощущающей, рассудочной и сознательной, — то принимайте это не за отвлеченные мысли, а за спиритуальную действительность. Не думайте, что мы получим какое‑нибудь приобретение, если мы станем символизировать отдельных персонажей в художественном произведении отвлеченными понятиями. Подразумевается не это, они задуманы реальными фигурами, действующими лицами. Ведь в Девахане вы не найдете табличек, где написано «душа ощущающая», «душа рассудочная», «душа сознательная». Вы там найдете настоящих существ, столь же реальных для духовного мира, насколько здесь, на физическом плане, реален человек из плоти и крови. Необходимо проникнуться сознанием, что если ты пытаешься все свести к отвлеченной символике, то лишаешь вещи их полнокровия. Иоанн Томазий пережил в мире, через который он прошел перед этим, лишь то, что можно охарактеризовать так: в виде образов или картин распространялся перед его духовным оком духовный мир; но он еще не умел различить, является ли этот мир продуктом его личных, субъективных переживаний или же этот мир имеет объективную реальность. Что в нем иллюзия и что действительность — это Иоанн Томазий должен был впервые решить в тех высших областях, где он встречается с душою Марии.

Представьте себе, мои дорогие друзья, что вы ночью во время сна очутились бы вдруг в совершенно ином мире, совершенно не похожем на этот вам знакомый мир, и в нем вы не нашли бы ровно ничего, что напоминало бы вам прежние переживания. Тогда бы вы вообще были не тем же самым человеком, не тем же самым существом. Ради достоверности вы должны иметь возможность что‑нибудь принести с собою в этот иной мир. Для духовного мира это возможно лишь благодаря тому, что уже тут, в этом мире, приобретаешь крепкую точку опоры, создающую нам подлинную достоверность. На сцене это было представлено так, что Иоанн Томазий уже на физическом плане связан не только своими влечениями и страстями, но и всей глубиною души с сущностью Марии, так что он в этом соединении на физическом плане уже пережил нечто наидуховнейшее. Это послужило ему затем точкой отправления и в духовном мире; опираясь на это, он получает уверенность и во всем остальном в этом мире. Именно благодаря тому, что Иоанн Томазий нашел такую точку опоры уже в этом физическом мире способом иным, нежели обманчивым путем обычных чувств или рассудка, он получает уверенность в истинности всего остального, что есть в духовном мире. Благодаря этому оба мира для него соединяются, и он обретает зрелость, дабы реально распространить свою память на предыдущие воплощения и таким образом возрасти душою превыше окружающего нас чувственного мира.

Поэтому здесь происходит нечто, что — если можно так выразиться — заключает в себе известную тайну духовного мира. Теодора, обладающая на физическом плане способностью прорицать будущее и предвидящая то выдающееся событие, которое нам предстоит — новое явление Христа, — она на духовном плане в состоянии верно истолковывать значение прошедшего. Необходимо все представлять так, как оно происходит на самом деле, если мы желаем реалистически представить духовный мир. Силы прошлого для существ в Девахане получают значение на том основании, что там развиваются способности, противоположные тем, которые мы здесь, на физическом плане, называем пророческими. Вполне реально поэтому, что Теодора, провидящая на физическом плане будущность, на духовном плане является пробудительницей совести и памяти прошлого. Таким образом, Теодора приводит Иоанна Томазия к моменту, когда он получает дар провидения в свое прошлое, в котором он уже был соединен с индивидуальностью Марии. Так он становится готовым к испытаниям в своей дальнейшей жизни, ведущим его к сознательному познанию духовного мира. Вы видите, что душа становится, с одной стороны, совершенно иной, когда она проникнута опытом духовного мира, что все ей является в ином свете; все, что причиняло нам прежде муки и страдания, когда мы переживали чужую самость в собственной самости, теперь дает утешение и надежду, — вы видите, как то, что мы вносим в мир, делает нас более масштабными и значимыми, и мы как бы врастаем в иные сферы Вселенной. Но в то же время мы видим, как человек должен опасаться высокомерия, как возможность заблуждения все еще сопутствует нам, почему и получается, что Иоанн Томазий, уже многое и многое испытавший в духовном мире, так ошибается, правда, на одно мгновение, что принимает величайшего своего благодетеля — Бенедикта — чуть ли не за воплощение дьявола, который уже при дверях.