И, приступая к этому циклу лекций, я еще раз повторю, что самое важное, самое существенное во всем этом — найти сердца, приуготовленные к восприятию таких произведений. Велико заблуждение нашего времени, когда оно полагает, что достаточно создать вещь, чтобы она производила свое действие. Дело вовсе не только в том, что существуют великие творения Рафаэля или Микеланджело, но и в том, что существуют сердца и души, в которых оживает очарование этих произведений. Рафаэль и Микеланджело творили не для себя одних, но в рамках культурной парадигмы своего времени, вровень со способностью современников воспринимать то, что они передавали полотну. Современная наша культура хаотична, в ней царит разнобой вкусовщины. Действуй на такую культуру величайшие создания человеческого гения — они не тронут сердца. В том и должна заключаться характерная особенность нашего антропософского движения, что в нашем кругу живет единый настрой эмоций и мысли, что в нашей среде возможно поэтому монолитное воодушевление. На подмостках разыгрывается драма в образах — в сердцах зрителей разыгрывается драма, силы которой принадлежат потоку времени; и что переживает каждое сердце в зрительном зале, что коренится в нем, то составляет зародыш будущего. Будем и мы, дорогие мои друзья, стараться чувствовать все это, попытаемся чувствовать не одно только удовлетворение — что, пожалуй, немногого стоит, — но постараемся прочувствовать ту ответственность, которую мы этим берем на себя, ту ответственность, которая говорит нам: служите примером грядущему, когда культура необходимо проникнется сознанием, что здесь, на физическом плане, человек есть посредник между физическими деяниями, физическим становлением, и тем, что только через него может излиться из миров сверхчувственных в этот наш видимый мир.
Так мы становимся впервые как бы единой духовной семьей, влекомые общим отеческим первоначалом, живущим в наших сердцах, — вот что я пытался сейчас охарактеризовать. И если мы в этом смысле воспримем нашим сердцем, всем нашим душевным строем все переживаемое нами — воспримем с чувством принадлежности к одной антропософской семье, — тогда мы ощутим настоящее счастье и узрим с внутренним удовлетворением автора «Детей Люцифера» среди нас не только во время наших двух театральных представлений, но и во все последующие дни.
Примите это так, чтобы в итоге на деле почувствовать: животворные антропософские силы современности живут в том круге, из которого может проистекать проведенное нами перед своими душами в последние дни.
Для меня уже в прошлом году, мои дорогие друзья, было приятной обязанностью указать именно на арену нашей работы, где нам удалось поставить такую веху нашей антропософской деятельности. Я говорю, для меня было приятной обязанностью — и я ставлю особенное ударение на слово «приятной» и просил бы понимать слово «обязанность» не в обычном тривиальном смысле: для меня и в настоящую минуту приятна обязанность указать на то, с каким не только рвением, но прямо‑таки самопожертвованием, с отдачею всех своих сил работали наши друзья, дабы удались наши антропософские предприятия.
Кто в качестве зрителя смотрит такие представления, быть может, не всегда отдает себе отчет в том, как много требуется времени, чтобы воспроизвести на сцене то, что в короткие часы проходит перед его взором. И действительно, работы было немало, но зато по дружному и гармоничному исполнению ее нашими дорогими друзьями, имевшими в виду один лишь успех общего дела, работа эта могла бы до известной степени служить образцом не только антропософской деятельности, но, быть может, и любого другого человеческого взаимодействия, особенно потому, что истинному антропософскому настроению претит все похожее на командование. Успех здесь возможен только тогда, когда все сотрудники готовы служить общему делу всем своим сердцем; и успех зависит именно от этого в совсем другой степени, нежели на каком‑либо другом подобном художественном поприще. И эта полная отдача себя делу продолжалась не только в течение немногих недель, предшествовавших постановке драмы на сцене, но эта сердечная совместная работа длилась годами. Так как мы для этой цели съехались из разных стран и знакомство антропософов не может заключаться только в том, что они друг с другом перекинутся несколькими словами, а должно быть настолько интимно, чтобы они знали, что каждому из них дорого и свято в совместной работе, то мне нельзя умолчать в этом случае, как упорно велась здесь работа, — годами, чтобы для известного момента сгруппировать все необходимое для реализации такой антропософской работы, которую нам удалось проделать в последние дни. И не одни внешние обстоятельства, но сердечное влечение понуждает меня в эту минуту указать на самоотверженную работу наших друзей, благодаря которой нам стало возможным пережить виденное нами. Уверяю вас: это стало возможным только благодаря этой самоотверженной работе.