GA 122 - Мистерии Библейской истории творения

Я уже сказал, что намерен начать настоящий свой цикл лекций своего рода семейным обсуждением разных всем нам близких моментов; и прежде всего я должен здесь вспомнить о той много лет продолжающейся самоотверженной работе двух дам, которые трудятся с полным сознанием цели и в совершенном соответствии с нашими антропософскими идеалами. Уже в продолжение многих лет госпожа Штинде{3} и графиня Калькрейт посвящают все свои силы антропософской работе. И мне лучше всех известно, что только благодаря этой самоотверженной, целенаправленной, с внутренним настроем на антропософские импульсы работе мы могли, к общему удовлетворению, совершить то, что совершили. Поэтому вы поймете, что слова эти я произношу от сердца, преисполненного благодарностью к этим двум мюнхенским сотрудницам. К этому примыкают ревностные работы тех друзей, которые жертвовали, так сказать, своими силами в продолжение недель, посвященных нашей работе.

Вчера мы попробовали представить перед вашим взором в художественном образе[4] путь к вершинам, на которых человеку возможно постигнуть то, что должно пронизывать антропософское развитие, — то, что надлежит пережить всякому изучающему человеческую душу. В ходе этого цикла лекций не раз придется еще коснуться того или иного, что вчера проходило перед вашим духовным оком. Надлежало показать вам жизнь того, кто устремляется к духовному познанию; показать, как она произрастает из физического плана; как уже все то, что совершается вокруг него здесь, на физическом плане, и что другому могло бы показаться совершенно обыденным, для него получает особенную важность. Душа духоиспытателя должна произрастать именно на почве событий физического плана. Затем надлежало показать, что эта душа должна была внутренне пережить, когда в нее изливается все то, что разыгрывается вокруг нас как судьба человека, как страдание и радость, как заблуждение и порыв; как душа эта может быть раздавлена и растоптана, как сила мудрости через это страдание может проявиться в ней и как именно в тот момент, когда человек мнит, что стал уже до некоторой степени чуждым этому чувственному миру, как именно тогда впервые подступают к нему великие иллюзии.

Да, мои дорогие друзья, словами «мир есть майя или иллюзия» или словами «через познание мы достигаем истины» — этими словами говорится очень много и в то же время все‑таки очень мало, ибо то, что утверждается этим, каждый должен пережить по–своему, согласно своему индивидуальному складу. Вот почему то, что справедливо как общее правило, могло быть представлено душевно полнокровным лишь в переживаниях отдельной индивидуальности. Нельзя было поэтому показать, как всякий человек подходит к посвящению, но следовало представить, как конкретная индивидуальность, Иоанн Томазий, согласно своим условиям, может приблизиться к Вратам посвящения. И было бы совершенно неправильным полагать, что сцена в комнате для медитации, подъем Марии из физического тела в Девахан есть явление всеобщее. Явление или событие это вполне реально, духовнореально; но это событие, благодаря которому именно такая личность, как Иоанн Томазий, должна была получить импульс для подъема в духовный мир.