GA 235. Эзотерическое рассмотрение кармических связей. Том I - Образование кармических сил

Умерший взирает вниз, на физический мир, сходно с тем, как живой, то есть человек, живущий в физическом теле, смотрит в направлении духовного мира; но при этом их чувства являются, так сказать, обратными друг другу. Когда человек в своей жизни между рождением и смертью здесь, в физическом мире, как–то поднимает свой взор к другому миру, то этот последний как–то восполняет ему то, что здесь, в этом мире, приносит ему слишком мало удовлетворения или же не приносит его вообще. Во время же своей жизни между смертью и новым рождением человек из–за громадного множества событий, происходящих с ним, именно из–за того, что там с ним постоянно происходит слишком много по сравнению с тем, что он может вынести, — он начинает ощущать непрестанное стремление вернуться обратно, к земной жизни, к тому, что в это время является для него потусторонней жизнью; и он во второй половине своей жизни, между смертью и новым рождением, с великой жаждой ожидает своего вступления обратно, в земное бытие, путем рождения. В земном бытии человек страшится смерти, так как он находится в неведении насчет того, что будет после смерти; ведь для обычного сознания человека во время его земного существования эта неуверенность очень сильна. Наоборот, для человека в его жизни между смертью и новым рождением доминирует сверхсильная уверенность в грядущей земной жизни, эта уверенность оглушает, и человек впадает тогда в состояние, сходное со сном или обмороком, и в таком состоянии его охватывает жажда опять низойти на Землю.

Это только некоторые намеки на то великое различие, которое существует между земной жизнью человека и его жизнью между смертью и новым рождением. Но бросим наш взгляд назад, в прошлое, хотя бы только в египетскую эпоху — с третьего по первое тысячелетие до основания христианства. Мы вернемся к тем людям, которыми были мы сами в одной из прошлых земных жизней. И вот оказывается, что по сравнению с нашим теперешним, ясным до грубости сознанием (в наше время люди ведь имеют до грубости ясное сознание; они все так умны; я говорю это вовсе не иронически — они все действительно очень умны, эти люди), — по сравнению с нашим сознание людей в древнеегипетскую эпоху было больше сновидческим, оно не наталкивалось на внешние предметы, как это имеет место ныне; это сознание скорее шествовало по миру, не наталкиваясь ни на что, но зато оно было преисполнено образами, которые вместе с тем сообщали нечто о том духовном, которое есть в окружающем нас мире. Духовное еще вторгалось тогда в физическое земное бытие.

Не надо говорить: если человек имел тогда такое, больше сновидческое, а не ясное до грубости сознание, то как же могли люди выполнять те гигантские работы, которые выполнялись в египетскую или халдейскую эпоху? Тут вам нужно только вспомнить о том, что сумасшедшие, впадая в известное состояние безумия, испытывают порой чрезвычайный прирост своих физических сил и начинают носить такие предметы, которые они в состоянии вполне ясного сознания не смогли бы поднять. Такого происхождения и была в действительности физическая сила людей той древней эпохи. Внешне они, пожалуй, были даже тщедушнее, чем нынешние люди, — но ведь далеко не всегда толстый человек силен, а худощавый слаб. Физическая сила людей была тогда больше. Но не следует представлять себе их существование так, будто они наблюдали за всеми этими физическими деяниями, которые они совершили; нет, параллельно этим физическим деяниям у них были и такие переживания, в которые еще вторгался духовный мир.

И с другой стороны, когда эти люди были в жизни между смертью и новым рождением, тогда в ту жизнь восходило (если здесь уместно воспользоваться этим словом "восходило") гораздо больше из земной жизни, чем теперь. Ныне людям чрезвычайно тяжело достичь общения с теми, кто находится в жизни между смертью и новым рождением, ибо человеческий язык постепенно сделался таким, какого умершие более понимать не могут. Так, например, наши имена существительные оказываются уже скоро после смерти недоступными для постижения умершими — оказываются для них совершенно пустым местом. Они продолжают понимать глаголы как нечто подвижное, деятельное. И в то время как здесь, на Земле, материалистически настроенные люди постоянно втолковывают нам, что все, мол, подлежит систематическому определению в понятиях, что всякое понятие должно быть определенным и четким, умерший вообще не знает определений; он знает только то, что находится в движении, а не то, что имеет контуры и ограничено.

В более же древние эпохи было так, что язык, который жил на Земле и был орудием мышления, мог восходить в жизнь между смертью и новым рождением, так что умерший еще долго после своей смерти получал через него отзвук своей земной жизни, сообщавший ему также и о том, что происходило на Земле после его смерти.