GA 235. Эзотерическое рассмотрение кармических связей. Том I - Образование кармических сил

То, что я вам здесь говорю, — я говорю исходя не из какой–либо теории, но на основании самих фактов жизни. После того, как мне пришло это, можно сказать, наитие — обратить свой взор на заболевание колена у Эдуарда фон Гартмана, я и смог узреть этого человека в предыдущем его воплощении, когда в определенный момент своей жизни он получил нечто вроде солнечного удара. Этот солнечный удар, ставший кармическим поводом к происшедшему в ближайшей земной жизни, претерпел метаморфозу и стал заболеванием колена. Тогда этот человек потерял способность мыслить, он получил своего рода паралич мозга. В следующем воплощении это выступило уже как паралич одной из конечностей. Это судьбоносное событие — паралич мозга — было вызвано следующим: его индивидуальность была одной из тех, которые во времена крестовых походов отправились на Восток, в Азию, и там сражались против турок и вообще против жителей Азии; но вместе с тем, они были в восторге от многого, с чем они познакомились у азиатов. После того как эта индивидуальность с восторгом восприняла все то величественное, духовное, с чем встретились крестоносцы в странах Востока, ей довелось встретиться с одним человеком, относительно которого она инстинктивно чувствовала, что имела с ним дело в еще более ранней земной жизни. И то, что теперь связывало эту инкарнацию с более ранней инкарнацией, имело моральный характер. Переход солнечного удара в одном воплощении в болезнь колена в другом имеет, на первый взгляд, чисто физический характер: однако, такое судьбоносное воздействие всегда имеет позади себя причину морального характера: так и здесь мы возвращаемся к факту, что эта индивидуальность из еще более ранней инкарнации вынесла в себе импульс, толкающий ее на яростную борьбу против одного человека, который ей как раз и повстречался. Она бросилась преследовать своего противника под палящим солнцем. Это было несправедливо. И несправедливость обрушилась на самого преследователя в виде солнечного удара, парализовавшего его мозг. А то, что здесь должно было так произойти в этой борьбе, восходит, мои дорогие друзья, к предыдущему воплощению этой индивидуальности, когда она была очень умной, в высшей степени умной. А тот враг, которого эта индивидуальность встретила во время крестового похода, в предыдущей жизни сильно пострадал от этого, в высшей степени умного человека, был загнан им в безвыходное положение. Из–за этого между ними образовалась связь морального характера, из–за этого возник импульс, толкающий на борьбу и т. д. Прослеживая до более ранней инкарнации превращение действующих здесь сил, мы приходим к деянию морального характера.

Итак, мы проследили три следующих друг за другом воплощения одной и той же индивидуальности. В одной инкарнации — в древние времена это была исключительно смышленая, умная личность. Затем следует крестоносец, который в определенный момент по той причине, что его разум толкнул его когда–то на преступление, получает паралич мозга, угашающий этот разум, — причем после того, как этот разум получил ошеломляющее впечатление от цивилизации Востока. Наконец, третье воплощение: прусский офицер, вынужденный уйти в отставку вследствие заболевания колена и не знающий, что ему теперь делать, погружается в философию и пишет "Философию бессознательного" — впечатляющую книгу, целиком и полностью порожденную цивилизацией второй половины XIX века.

Такие связи проливают свет на то, что прежде было темно и непонятно. Видите ли, когда я в молодости читал сочинения Гартмана, не зная того, о чем я только что рассказал, у меня всегда было такое чувство: да, тут есть что–то очень–очень толковое. Но читая одну страницу, я думал: основной смысл не на этой странице. Мне всегда хотелось заглянуть на соседнюю страницу, не там ли этот смысл. Но это не был сегодняшний смысл, это был смысл вчерашний или позавчерашний.

Ясность в этом отношении возникла только тогда, когда я увидел: эта исключительная умственная одаренность отстоит на два воплощения назад и проявляется в настоящем. Тут только проливается свет на всю эту литературу, на сочинения Гартмана, которые составляет целую библиотеку, — на нее проливается свет, когда узнаешь: здесь имеет место проявление ума, бывшего в значительно более ранней инкарнации.

Разговаривая с Гартманом можно было и на самом деле почувствовать: позади находится некто, который никогда не говорит, а за ним находится третий, от которого и исходят инспирации. Слушая его, можно было порой прийти в отчаяние: офицер говорит о философии, говорит о высших истинах — без воодушевления, безразлично и каким–то грубым голосом. Понять, в чем здесь дело, можно было, только зная о том, что за этим стоит ум, отстоящий на две инкарнации назад.