Габдулла Тукай и русская литература XIX века. Типологические параллели

В стихотворении «Хзерге халемез даир» («О нынешнем положении», 1905) утверждается священность Пера, которым написан Коран:

Калм сед дорыр руе змин,
Сзадер суртен «Нн» д ямин139

.

(А перо над миром властвует земным,

В суре «Нун» Всевышний Сам клянётся им140.)

Перевод С. Ботвинника

Перо наделяется независимым от автора существованием, не подчинено ему, задано божественным актом и само направляет высказывания по своим предустановленным путям. Система выстраиваемых в данном тексте соответствий: Бог – перо – писатели – основывается на углублении и переосмыслении архаической партиципации-сопричастия. Являясь репрезентирующим Бога посредником, перо связывает писателей с Всевышним, поэтому каждый, кто взял в свои руки перо, становится проводником божественной воли:

Мхррирлр сбб динд сбат,
Ике днья хименнн нат.

Болардыр дине исламны гыймады,

Боларга итмлиез игътимады.141

(Крепче пишущих – у веры нет основ,

В них спасение от ада двух миров…

Не на них ли опирается ислам?

Не они ль примером в жизни служат нам?142)

Перо, которым клянётся Всевышний, является образом-эмблемой, обозначающим силу, мощь и величие поэтического слова:

Калм гали, калм сами калмдер;
Ходаны калед ае къссмдер.

Калм намле, калм шанлы калмдер,

Шифадыр дрд, сабуны лмдер143.

(Будь, великое перо, вознесено —

Вместо клятвы ты Всевышнему дано!

Именитое и славное перо

Боль уймёт, печали смоет, в нём – добро!144)

Оно способно победить зависть, мелочность, невежество, высокомерие, которые живут в татарском обществе:

алт таптамасын – яньчелермез,
Калмг каршы бармыйк – чнчелермез145

.

(Пусть невежды нас не топчут – ведь остро

Всех перечащих ему пронзит перо146.)

Эмоциональная стихия стихотворения двойственна: критический пафос сочетается с одическими интонациями, что определяет специфику выраженного поэтом лирического мироотношения.

Гимн перу («О нынешнем положении») сменяется в стихотворении «И калм!» («О перо!», 1906) обращённой к нему молитвой-жалобой. Вера лирического героя в то, что только силой художественного слова можно излечить нацию, спасти её от унижений, вывести на «верный» путь, установить границу между добром и злом, правдой и обманом, раскрывается с помощью интонационно-ритмических средств. Спор с «чёрной судьбой», обрекающей народ на жалкое существование в «царстве косности и тьмы», определяет ценностную экспрессию вопросов:

Рфгыйдеп Аурупаи сн гарше гълй кадр,
Н ичн безне дшерде фрше днй кадр?

Миллте бу хале мктбме китабы хикмт?

Монхасыйрмы ане гомре хле мхзният?147

(Ты возвысило Европу до небесной высоты,

Отчего же нас, злосчастных, опустило низко ты?

Неужели быть такими мы навек обречены

И в постылом униженье жизнь свою влачить должны?148)

Перевод А. Ахматовой

Интонация призывных восклицаний, усиливающих ритмическую энергию стиха, выявляет могущество воли лирического субъекта, противостоящего судьбе и стремящегося создать новый мир на разумных основаниях, по законам справедливости и добра: