Гадалка для холостяка

В глубине нахожу смятую угольную маску-пленку для лица. Это то, что нужно! Радостно взвизгиваю и мысленно благодарю Наташку, что несколько лет назад подарила всем девочкам-официанткам на восьмое марта эту бессмысленную вещь. Я такими вообще не пользуюсь, но сегодня оказалось, что в этой жизни ничего не бывает просто так.

А, кстати, сколько ей лет?

Переворачиваю пакетик и мое настроение, которое до этого поднялось на ступеньку выше, падает стремительно вниз: срок годности истек год назад.

Черт.

Но выбора у меня нет, и я надеюсь, что моя кожа не облезет вместе с маской.

Распределив пленку так, как указано на упаковке, снова смотрю на себя в зеркало.

Уже лучше!

И страшнее! Вкупе с черными глазами я выгляжу, как старая обугленная чугунная сковородка.

Осталось решить вопрос с волосами. Но здесь сойдет обычное полотенце, которое я заматываю на голове в виде тюрбана.

Мрак.

Надеюсь, доцент не окочурится от страха, увидев меня в таком виде. Стать причиной его кончины — не то, о чем я мечтала, переехав в Москву.

Ладно, больше Миронова держать одного в комнате нельзя, а то кто его знает, может, уже шмонает по тумбочкам.

Аккуратно выныриваю из ванной. Бесшумно крадусь к залу и выглядываю из-за дверного проема. Илья Иванович, подсвеченный голубым светом от телевизора, смотрит озадаченно наверх. Что он там увидел?

Прослеживаю за его взглядом и хмыкаю, когда понимаю, кто поглотил внимание моего принципиального преподавателя.

Мохнатый паук! Ой, мне и самой он дико нравится! Купила его на барахолке в прошлом году за копейки. Глаза у него будто живые. Смотрит так выразительно, что кажется настоящим.

Слегка откашливаюсь, чтобы оповестить о своем присутствии Миронова, а то я и так переживаю за его психическое состояние после того, как он увидит меня. Опускаю подбородок — так удобнее делать голос низким и вхожу в комнату.

Вопреки моей заботе Илья Иванович заторможенно поворачивает голову и бесстрастно смотрит на мое лицо, слегка сдвинув брови на переносицу. Потом почесав подбородок, опускает свой взгляд вниз.

Вот человек удивительный! Да с такой нервной системой только в Call-центре работать, причем в отделе жалоб и претензий.

— Мило, — невозмутимо изрекает Миронов, останавливаясь глазами ниже уровня моего угольного лица.

Мило?

Наклоняю голову, чтобы разглядеть то, что показалось Миронову во мне милым.

Моя пижама… с надписью «Доцент тупой!».**

О, Господи! И как я не обратила на это внимания в ванной?

Руки непроизвольно дергаются, чтобы прикрыть провокационный принт, но я вовремя себя торможу, стараясь не краснеть. Хотя под черной маской вряд ли возможно разглядеть, как мои щеки горят красным перцем.

Эту пижамку я заказала на сайте. Она мне попалась как раз в тот день, когда Миронов первый раз впорол мне неуд. Ух, как я была на него зла! Хотелось хоть как-то насолить Илье Ивановичу. Кто ж знал, что чуть позже мне предоставится шанс получше.

— Перенимаете опыт? — кивает на экран телевизора, где участница шоу закатывает глаза и бьется в конвульсиях, призывая духов помочь ей с предстоящим заданием.

Очень смешно, Илья Иванович.

Хватаю пульт и выключаю.

— А где ваша ряса с этим… — показывает на паука с люстры, — членистоногим на плече? — он явился в ночь, чтобы об этом спросить?

— Вы считаете, что я должна круглосуточно ходить в мантии? Я такой же человек, как вы и любой другой, — «только хитрее» — мысленно проговариваю. — Мантия — такой же атрибут, как, скажем, свечи или карты таро, помогающие настроиться на сверхчувствительные волны моего собеседника.

О, как задвинула! Порой я себе удивляюсь. Откуда во мне такой талант к вранью и фантазии не понятно!

— И, между прочим, — решаю продолжить. Слишком мне нравится, как Миронов увлеченно меня слушает. На занятиях не замечает, да и на семинарах ни каждый студент имеет смелость раскрыть перед ним рот, а тут, вон, как уши развесил! Разве можно упускать такую возможность — Яна Решетникова читает лекцию Миронову Илье Ивановичу! Где бы записать дату этого великого дня!? — Я уже собиралась отдыхать и гостей не ждала, — отодвигаю для себя стул и сажусь за стол под изучающим взглядом доцента. — А вы, Илья Иванович, перепугали весь подъезд, и я глубоко надеюсь, что для этого у вас были серьезные причины.

Миронов соловело осматривается по сторонам и находит за своей спиной диван. Сердце подпрыгивает и устремляется в пятки, когда вспоминаю о нашей вечерней трапезе со Степаном Васильевичем и замечаю ее улики, опрометчиво брошенные впопыхах.

Непростительно, Яна. Недальновидно.

Илья Иванович небрежно шмякается лепешкой на диван и откидывает голову на спинку. Его блуждающий взгляд по верхней части моей пижамы мне не нравится. Любопытно-мужской и слишком откровенно-навязчивый. Почему он не смотрит на мою физиономию, которую, к слову, неприятно стянуло, что мешает мимике. Мне даже разговаривать становится сложно, словно меня окунули в бочку с цементом, и он моментально высох.