Гадюка на бархате (СИ)

— Слёзы Миррайги, — с почтением сказала служительница богини, мимолётно касаясь кончиками пальцев круглой пробки флакона. И добавила, уже иным, отстранённым тоном: — Миррайга не плачет ни от боли, ни от горя и жалости. Лишь от гордости за своих детей.

Лавиния старалась ничем не выдавать своих эмоций. Но не могла не признаться себе, что её изрядно нервирует эта женщина с тяжёлым взглядом глубоких зелёных глаз на выглядевшем совсем юным лице, обрамлённом густыми прядями распущенных тёмно-каштановых волос. Аннору, одну из высших жриц Миррайги, Лавиния не понимала совершенно. Слишком уж легко та переходила от изысканной любезности к фанатичной отрешённости. Пугающе легко.

Но сейчас Белая Львица Фиеннов заставила себя улыбнуться собеседнице и спокойно спросила:

— Эти… слёзы действительно способны исцелить любую рану или болезнь?..

— Да, можете не сомневаться, ваша светлость, — кивнула Аннора, вновь закрывая крышку шкатулки. — Разве что… Мёртвых они точно не воскрешают.

— Мне этого и не требуется, — тон Лавинии оставался ровным, но улыбка исчезла с губ. От слов жрицы будто бы повеяло могильным холодом… Правда, наверное, на Лавинии просто сказывалось напряжение последних дней. Она хотела бы, чтобы объяснение было именно таким.

— Я должна сказать вам ещё кое-что, — продолжила Аннора, вновь усаживаясь за стол. — Служители Миррайги приветствуют возвращение на острова потомков древней крови. И желают вам только добра. Именно поэтому я хочу предупредить.

— О чём же?

— О том, что верховный князь не отпустит вас на континент просто так. Он обязательно захочет выяснить, вправду ли в вас течёт кровь тех, кто прежде стоял у Престола Бестий. Вы должны будете отправиться на Истарог, священный остров.

— Ещё одно дурацкое испытание?..

— На этот раз — с куда более вероятным смертельным исходом, чем в подземельях нашего храма, — покачала головой Аннора. Лавиния так и не поняла, звучало ли в голосе той сочувствие. Или всё же — насмешка. — И вам придётся поехать туда одной. Разве что… Вы могли бы взять с собой брата. В его жилах тоже течёт древняя кровь, ему позволят ступить на землю Истарога.

— Благодарю за совет, — довольно сухо сказала Лавиния, придвигая к себе драгоценную шкатулку. — Я подумаю насчёт Ксантоса.

— Подумайте. И… надеюсь, вы осведомлены о том, что один из ваших людей знаком с чёрной магией?..

«Диего. Она точно имеет в виду Диего. Но если бы не его… познания, в катакомбах остались бы мы все».

— Один из моих братьев как-то сказал, что магия — всего лишь оружие. Как меч, который может попасть как в добрые руки, так дурные.

— Тот ваш брат… Он — маг?..

— Нет. Но ему доводилось и убивать магов, и сражаться с ними плечом к плечу. Поэтому я доверяю его мнению. И верю Диего.

— Что ж, дело ваше.

Распрощалась со жрицей Лавиния почти любезно. Но всё же за порог обители Миррайги ступила с облегчением. В святилище Лавинии казалось, что на неё давят сами стены. И ещё с большей радостью заметила в одном из храмовых внутренних двориков Ксантоса, который ждал её, держа под уздцы двух лошадей.

Сестра молча кивнула ему, усаживаясь в седло. Пока они едут в гиллийскую столицу — до неё было не меньше пары часов пути — у Лавинии найдётся время обдумать свои планы. А Ксантос уж точно не станет донимать её лишними расспросами.

…В свои покои в авелланском княжеском замке Лавиния влетела стремительно, будто бы за ней гнались по пятам.

Комнаты, выделенные Лавинии верховным князем Хрустальных островов, оказались просторными и обставленными немногочисленной массивной мебелью. Скупость меблировки, правда, отчасти искупало обилие многоцветных ковров тонкой работы и безделушек из золота, слоновой кости и нуашийского фарфора. Вот только всё равно при этом складывалось ощущение, что покои для эллианской гостьи готовились наспех. Лавиния не могла не заподозрить, что сделано это было нарочно. О том, что варвары с континента лишены представлений об истинной красоте и хорошем вкусе, некоторые гиллийцы не стеснялись говорить ей и в лицо.

Вот только высокомерие островитян недолго занимало мысли Лавинии. Она буквально рухнула в кресло, стоявшее подле маленького столика с гнутыми ножками в виде лап какого-то странного создания — когтистых и перепончатых. И, не задумываясь о том, насколько её небрежная поза не подобает знатной даме, принялась торопливо расплетать свои тяжёлые тугие косы, украшенные нитями жемчуга — голова от подобной причёски уже начинала ныть.

Ксантос стоял возле узкого окна спальни — безмолвный и с виду безмятежный, явно не желая тревожить сестру, пока та не обратится к нему.

А Лавиния застыла, распустив волосы, длинные светлые пряди которых разметались по её плечам, и безвольно откинувшись на спинку кресла. Усталость последних дней, тщательно скрываемая под взглядами гиллийской знати и жрецов, навалилась как-то сразу, невыносимой тяжестью давя на плечи.

Хотелось заснуть на пару суток — хотя бы и в этих самых проклятых покоях. Или — пожалуй, ещё сильнее — разрыдаться, беспомощно и жалко, что она позволяла себе крайне редко.