— Да уж, пожалуйста, а то придется вернуться за этими самыми камушками.
Не переставая смеяться, они перебрались на переднее сиденье и поехали в центр города, на авеню Баб-Идид, где Джек высадил Кэрол у входа в «Мамунию», самую шикарную гостиницу Марракеша.
— Наверное, завтра я передам тебе один пакет. Не беспокойся, все чисто, никакой контрабанды.
— Да уж хотелось бы. Мне и без того забот хватает — сегодня возвращаешься, а завтра снова ехать. Что я, ломовая лошадь, что ли?
Джек рассмеялся — ничего, пусть позлится, хотя, честно говоря, все это наполовину чистое притворство. А наполовину, пожалуй, всерьез, ибо Кэрол настроилась пару дней, перед возвращением домой походить по суку[3]
.— Завтра позвоню.
— Думаешь, я целый день твоего звонка ждать буду? — ухмыльнулась Кэрол, широко расставив ноги и уперев руки в бока.
— Да ты еще и встать не успеешь, как я позвоню. Главное, будь готова к тому, чтобы уехать завтра же. Не слишком налегай на бутылку. — Джек подмигнул ей, хлопнул дверцей и, по-прежнему улыбаясь, отъехал.
Неуважение к профессии, пусть даже и высказанное в шутку, всегда возмущало Кэрол. Ибо, несмотря на свой затрапезный вид, она была одним из самых педантичных грабителей-профессионалов. За сорок лет преступной деятельности у нее не было ни единой стычки с законом. Подобно Джеку, она в общем-то отошла от дел, но порой ее можно было раскачать на что-нибудь в старом духе, особенно если клиент приятный и деньги хорошие. Для Джека она готова была практически на все, а за четверть миллиона — так и вообще на все.
Джек появился в Урджане около часа. Джейкоб и Сара уже поджидали его. Они устроились в библиотеке. Джек открыл папку и, победоносно улыбаясь, вытащил кассеты.
— Не уверен, что нам предстоит семейный просмотр, но взглянуть все-таки стоит, а? — И, словно получив от Сары молчаливое благословение, он плотоядно захихикал.
— Ладно, сейчас все увидим. — Сара и Джейкоб, расхохотавшись, одновременно ринулись к стулу, стоявшему прямо перед телевизором, — лучшее место. Сара победила. Джейкобу пришлось признать свое поражение.
— Ох уж эта молодежь, никакого уважения к старшим. В этом-то вся и беда…
Они все еще весело перемигивались, когда на экране, сменяя друг друга, замелькали первые изображения. Карла и Катанья представали в самых компрометирующих позах. О лучшем инструменте шантажа и мечтать не приходится.
Джек переписал кассету. Сара набросала несколько слов Хилтону и заклеила записку вместе с кассетой в большую бандероль. Анджело завтра утром передаст ее Кэрол Абрахамс. Та вернется в Лондон, и там курьер доставит посылку в «Таймс».
Сара прокрутила в памяти только что увиденные картинки. Весь экран заполняла красавица Карла — эта холодная и расчетливая хищница. Но по отношению к ней Сара, в общем, ничего не испытывала, разве только легкое презрение. Иное дело — второй участник спектакля. Он вызывал у Сары настоящую ненависть. Вглядываясь в блеск его темных глаз, Сара понимала, что этот человек способен на все. Собственных рук он, пожалуй, пачкать не будет, но нанять убийц способен вполне. Это ясно.
Сара пожелала Джейкобу и Джеку спокойной ночи и поднялась к себе. Выйдя на открытую террасу, она всей грудью вдохнула теплый ночной воздух. Запах жасмина пьянил ее. Она подняла голову и посмотрела на звезды — огромные и сверкающие. Лицо у нее осунулось — Сара почти ничего не ела в последние дни, — но выражалась в нем некая твердая решимость. Теперь у Сары была цель, и ей стало легче.
Глава 26
Бандероль с пометкой «срочная» с глухим стуком опустилась на стол в экспедиции газеты «Таймс». Лерой Грей лениво потянулся к трубке:
— Эй, Хилтон, тут для тебя посылка. Да-да, принесу. Куда спешить-то?
Хилтон извлек содержимое бандероли и отправился в кабинет к Клементу Стампу. Тот открыл конверт и потряс его. На стол упали две девяностоминутные кассеты и напечатанное на машинке письмо.
От соседства с кассетами бумага смялась. Стамп разгладил ее. Склонившись у него над плечом, Хилтон прочитал следующее:
«Дорогой Хилтон,
распоряжайся этим по собственному усмотрению. Разумеется, можешь показать это Клементу, он превосходный редактор. И надежный человек. Только адвокатам не показывай, иначе никогда тебе этого не напечатать. Как нам с тобой обоим известно, публика это безмозглая и волноваться не любит. О полиции и властях тем более нет речи. Я уже говорила тебе, что веры у меня в них нет, и даже если найдется какой-нибудь достойный человек, я поседею, а ты полысеешь, пока что-нибудь будет сделано. Сейчас, как и говорила тебе, я скрываюсь. Те же самые люди, что убили Масами и Данте, разыскивают меня.