Гадкая ночь

Закрытая дверь. Иржи прислушался, осторожно нажал на ручку, вошел, узнал женщину с лицом в бинтах, которую заметил в бинокль, шагнул к кровати, увидел в ее глазах удивление, выхватил из-под головы подушку, положил на лицо и надавил. Она застонала, ноги под одеялом задергались, как стрелки сейсмографа.

Убийца ждал – и ослабил давление, лишь когда она затихла.

Время поджимало.

Он подставил спинку стула под ручку двери, перенес легкое, как перышко, мертвое тело под окно и открыл его, впустив ветер со снегом; холод улицы и тепло помещения смешались, как воды моря и реки в ее устье.

Так, теперь шторы. Иржи надел подхваты на шею трупа, обернул – раз, другой, третий… сорвал с кровати простыню, завязал один конец узлом вокруг ручки, второй – вокруг шеи, поднял тело и опустил через открытое окно вниз, в серый снежный рассвет.

Потом снял пальто и остался в форме австрийского полицейского, купленной через Даркнет – теневую, анонимную сеть. Забрал стул от двери, поставил в центре комнаты под детектором дыма, влез на сиденье и достал из кармана зажигалку.

* * *

Гиртман стоял в начале коридора. Верзилу на посту перед дверью палаты Мартена сменила женщина, судя по форме – из местной полиции. Нужно найти способ избавиться от нее, иначе ловушка не сработает. Чертовы легавые спугнут дичь. Безопасность Гюстава после операции он обеспечил. Ключ от стальной двери есть только у него. Обычно в этой палате лежат самые знаменитые знаменитости. Цехетмайер и его подручный считают, что мальчик в другой комнате, где швейцарец несколько раз поднимал и опускал жалюзи. Туда из операционной привезли Мартена. Там он сидел и ждал окончания процедуры. Если они увидят эту «сторожиху», развернутся и уйдут. Если только… Вряд ли их остановит простой муниципальный полицейский.

Неожиданно раздался сигнал пожарной тревоги. «Гюстав!» – подумал Гиртман и кинулся бежать.

* * *

Иржи направлялся к палате ребенка и французского полицейского. Дверь была открыта. Охранница смотрела на него.

– Вы кто? – спросила она.

– Кто-то включил сирену, – спокойно бросил он. – Женщина повесилась на окне своей палаты. Мне сказали, что это здесь.

Она нахмурилась. Из открытой двери донесся крик, появилась медсестра.

– Кто-то… висит за окном! – пролепетала она и побежала по коридору.

Сотрудница полиции уставилась на чеха подозрительным взглядом.

– Вы кто? Я вас не знаю… Что это за форма?

Он ударил ее рукояткой пистолета по голове.

* * *

Звуки: они проникают в его затуманенное сознание. Пронзительные звуки. Разрывают туман у него в голове. Веки дрожат, но не поднимаются. Он чувствует свет – и запах антисептика, когда делает вдох.

Он часто моргает. Осознает боль в зрительных нервах, которую причиняет сверкание снега. Резкий, раздражающий звук беспрестанно возвращается, перекрывая регулярное «бип-бип» монитора. Наверное, он дома, звенит будильник… но это не так. Звук громче, агрессивнее.

Он открывает глаза.

Смотрит в белый потолок, видит белые стены. Что-то колеблется на стене. Это тень, она похожа на маятник ходиков на фоне бело-серых полос, наслаивающихся друг на друга.

И тут он понимает, где находится. И почему.

Правая рука медленно откидывает одеяло, осторожно тянет вверх больничную рубаху. Приходится чуть приподнять нижнюю часть тела, чтобы было лучше видно. Живот забинтован… Тянет. Его вскрыли, вынули половину печени, всё закрыли и зашили.

Он жив… Кошмарные звуки не прекращаются. Топот множества ног в коридоре. Хлопают двери. Голоса.

Он поворачивает голову. Там что-то есть… за шторами, по ту сторону окна, какая-то форма, разрушающая монотонность нарождающегося дня, она тихо колышется: как маятник. Тело… За окном висит тело…

Охваченный паникой, он смотрит на вторую кровать. Мальчик здесь. Лежит под простыней и одеялом. Нужно разбудить Гюстава, узнать, как он. Нельзя – ребенок дольше оставался на операционном столе. Пусть отдыхает.

Та длинная тень… То тело… Чье оно?

Раскачивается все медленнее.

Может, это ветки шевелятся под тяжестью снега? Или причиной всему наркотики, гуляющие по венам?

Нет, нет, это тело…

Он трогает рану через бандаж, слегка надавливает. Откидывает одеяло, начинает шевелиться. Он знает, что делать этого не нужно, но передвигает ноги ближе к краю кровати и садится. На секунду роняет подбородок на грудь и закрывает глаза. Выдержат ли его внутренности? Вдруг что-нибудь порвется, оторвется? Черт, он же только что очнулся! Все равно, нужно узнать, что это за тень за окном.

Он делает вдох. Открывает глаза, поднимает голову и распрямляется.

Снимает с пальца прищепку-датчик. Снова начинается трезвон.

Он опирается о тумбочку и встает. Очень медленно.

Ноги ватные, но держат его. Он знает, что, если упадет, нанесет себе непоправимый вред, но делает шаг. Еще один. Еще. Идет к окну. Ему кажется, что неподвижная теперь тень занимает всю комнату, забирается внутрь его тела, заполняет все свободное пространство затуманенного мозга.

Он видит еще одну тень, похожую на большую черную зловещую бабочку на самом верху канатной дороги.