Гадкая ночь

Сервас даже связался с Ирен Циглер, которая в прошлом помогала ему охотиться на Гиртмана. Она ничем его не порадовала, хотя проявила чудеса изобретательности, чтобы отыскать хоть крупицу полезных сведений. Ирен рассказала, что создала перекрестные ссылки на дела исчезнувших по всей Европе молодых женщин и концертные залы, где исполнялась музыка Малера. Пустой номер… Юлиан Гиртман испарился с поверхности планеты. Вместе с Марианной.

И Сервас в конце концов решил, что она мертва. Не исключено, что погиб и швейцарец – в пожаре или автокатастрофе, какая разница? Он пообещал себе, что сотрет их из памяти, прогонит все мысли и надежды, – и худо-бедно преуспел. Время, как обычно, сделало свое дело. Два года, три, четыре, пять… Марианна и Гиртман растворились в тумане, отодвинулись очень далеко – туда, где память стала зыбким пейзажем на заднем плане. Тень, след улыбки, го́лоса, жеста – не более того.

И вот все, что было с таким трудом погребено под спудом, воскресло. Черное сердце из прошлого вернулось, чтобы биться в настоящем, отравляя каждую его мысль.

– Добрый день, – по-французски поздоровалась Кирстен.

– Привет.

– Хорошо спал?

– Не очень.

– Что делаешь?

– Ничего. Роюсь в базе.

– Что за база?

Сервас объяснил, и Кирстен сказала, что у них, в Норвегии, есть нечто подобное. Майор просмотрел отчет по сделанному запросу и, щелкнув мышкой, закрыл «440-ю».

– В Тулузе сто шестнадцать детских садов, – сообщил он норвежке, – и примерно столько же начальных школ. Я подсчитал.

Кирстен удивленно вздернула брови.

– Полагаешь, он уже ходит в школу?

– Понятия не имею.

– Собираешься показать фотографию в каждой?

– Две школы в час, плюс время, чтобы добраться от одной до другой, плюс разговор с компетентным сотрудником, плюс демонстрация снимка всему персоналу… Это займет недели. И понадобится ордер.

– Что понадобится?

Сервас бросил на нее короткий взгляд, достал телефон и набрал номер.

– Роксана? Можешь зайти? Жду. Мы не имеем права действовать без разрешения, – пояснил он Кирстен. – Речь идет о ребенке, преступления не было, так что дело, скорее всего, находится в юрисдикции бригады по делам несовершеннолетних из Общественной безопасности.

«Интересно, у них в Норвегии все так же сложно?» – рассеянно подумал он, но поинтересоваться не успел – появилась Роксана Варен, прелестная маленькая женщина с темной челкой и пухлыми щечками, в джинсовой рубашке и серых джинсах-скинни. «Похожа на Жюльет Бинош», – решила Кирстен.

– Привет! – Роксана чмокнула Серваса, застенчиво протянула руку иностранной коллеге.

«Наверное, с детьми ей легче, чем со взрослыми…»

Роксана положила снимок Гюстава на последний свободный стул и сказала:

– Я запустила поиск по базе данных академии [55], но проблема в их своевременном обновлении. А в Ученической базе, к сожалению, нет фотоархива, придется искать по фамилии, что непросто, сами понимаете, – сказала она, не скрывая пессимизма.

– Что такое Ученическая база? – спросил Сервас.

– Компьютерная программа, позволяющая отслеживать перемещение учеников первой ступени – с детского сада (с трех лет) до пятого класса начальной школы, последнего перед коллежем (до десяти лет).

– Включены все школы? Государственные и частные?

– Да.

– Как это работает?

– Данные накапливаются и хранятся в академической базе данных, а пополняются каждым директором и всеми мэриями; они отвечают за выбор школы и запись учеников. База включает гражданский статус ребенка (фамилия, имя, дата и место рождения, адрес), данные тех взрослых, на попечении которых он находится, а еще его школьный курс (название школы, уровень, цикл, достигнутые результаты и образовательные группы) и национальный идентификатор учащихся.

– ???

– У каждого французского ребенка есть национальный идентификационный номер. Благодаря базе на все вопросы касательно школьного образования отвечают академии. Раньше некоторые сады и школы получали по десять запросов в неделю. Теперь найти ученика можно гораздо быстрее и легче, например, если запрос подает разведенный родитель с правом опеки. Сразу после запуска базы некоторые профсоюзы и родители подняли крик, подключилась пресса, и правительство поторопилось убрать такие графы, как национальность, абсентеизм [56], дата прибытия во Францию, культура страны происхождения, профессия родителей… Оппоненты заявляли, что приложение служит исключительно политическим целям, интересам спецслужб и полиции и призвано отслеживать миграционные потоки. В 2010 году Парижский суд оставил без удовлетворения две тысячи жалоб, поданных родителями учеников.

– И у тебя есть доступ?

Лицо Роксаны осветилось лукавой улыбкой.