Гагаи том 1

— Ничего себе «специфика». Обставились параграфами «от» и «до». Регламентирован каждый шаг. Разве строителей ругают, если они раньше установленного срока сдают дом? И кому придет в голову наказывать шахтера, когда он дает сверхплановый уголь? Почему же мы боимся взять больший вес, увеличить скорость?

— М-да, — неопределенно протянул начальник отделения.

— Вот тебе и «м-да», — с жаром подхватил Дорохов. — Никто ведь не заставляет, а люди думают, ищут. В толще народной рождаются вот эти ростки нового, социалистического отношения к труду. Смотри, как растет сознание ответственности за наше общее дело. И мы с тобой, руководители-большевики, не должны сами же ставить препоны тому, что пробудила в рабочем человеке революция. Но учти, если бы мы даже захотели, никакие наши усилия не остановят ни Пыжова, ни Изотова, ни Пашу Ангелину, ни Марию Демченко... Их тысячи. Великие тысячи ударников, передовиков производства. Их имена гремят по всей стране. И это хорошо, что с них берут пример.

— В этом ты, конечно, прав.

— Прикинь, что может дать социализму начинание того же Пыжова?

— Но я не думаю, что Устав железных дорог, приказы наркома ты квалифицируешь как препоны на пути нового, — в свою очередь заговорил Викентий Петрович. — Устав надо выполнять. Приказы наркома не подлежат обсуждению. Правила технической эксплуатации железных дорог страны — закон для всех транспортников.

— Ты же прекрасно понимаешь, что законы устанавливают люди. И живут по этим законам до тех пор, пока не возникает необходимость изменить их. Тогда законы сопротивляются точно так же, как иные облеченные полнотой власти руководители, привыкшие к мысли о своей непогрешимости.

Викентий Петрович нахмурился, приняв на свой счет последнее замечание Дорохова.

— Конечно, — продолжал Клим, — на транспорте должен быть какой-то регламент, Однако нужны поиски, эксперименты, чтобы на их основе создать новое транспортное законодательство, соответствующее нынешним техническим возможностям и отвечающее требованиям сегодняшнего дня.

Викентий Петрович уставился в окно. Дорохов мял папиросу.

— Так как же с Пыжовым?

— С Пыжовым... — Викентий Петрович почесал карандашом бровь, сказал со вздохом; — Эх, Клим, Клим, начпо ты мой дорогой. Да на твоем месте я использовал бы этот факт как отправную точку в борьбе против разгильдяев. Вот так бы я поступил с Пыжовым.

— Ну нет уж, уволь. На это я не пойду.

— Поглядим еще, чем кончится этот галоп, — проговорил Викентий Петрович. Позвонил диспетчеру: — Ну, как там?

Ему ответили, что состав благополучно миновал последнюю перед Волновым станцию, что дано указание остановить его у входного светофора.

Викентий Петрович положил трубку, тихо ругнулся:

— Анархист. — И тут же, гася невольно зазвучавшие в голосе нотки восхищения, добавил: — Однако смелый, дьявол его бери. Отчаянная голова.

Дорохову было досадно, что они не достигли взаимопонимания. Но он знал отношение Громова к тому, что предлагал в свое время Тимофей, и рассчитывал на его поддержку. Уже выходя из кабинета, Клим попытался еще раз прощупать почву.

— Так как же, Викентий? Договоримся или будем ссориться?

Викентий Петрович снова почесал бровь, поморщил лоб.

— Подумаю, — отозвался нехотя, недовольно. — Подумаю.

А поезд мчался легко и свободно, как необъезженный, не знающий узды скакун. Седая грива дыма стлалась по ветру. В громовом голосе паровоза слышались отзвуки дикого ржанья тысячеголовых степных табунов.

На губах Тимофея блуждала улыбка, а взгляд оставался острым, цепким. Он все замечал, этот взгляд: и бегущую навстречу колею, и флажки будочников на переездах, и показания манометра, и то, как слаженно, самоотверженно работают его товарищи. Вся его фигура выражала порыв, устремленность вперед. Казалось, что весь он состоит из. сплошного переплетения нервов — так резко обострились чувства и реакция на малейшие раздражители. А душа продолжала петь и полниться радостью.

Андрей наклонился к топке, когда услышал недовольный голос Тимофея:

— Вижу красный!

Захлопнув дверку, Андрей кинулся к своему крылу. Невдалеке мерцал рубиновый глаз светофора.

— Красный! — подтвердил. И добавил: — Обязательно надо было праздник испортить.

Для того, чтобы сбить скорость, расстояние было более чем достаточное. Тимофей продул цилиндры, перекрыл пар, а когда машина покатилась по инерции, подал сигнал остановки и начал торможение.

Они остановились у светофора. Паровоз мелко нетерпеливо вздрагивал. Стрелка манометра поползла к контрольке: сработали предохранительные клапаны. Андрей закачал в котел немного воды, чтобы быстрее сбить давление. Повторил:

— Испортили праздник, колосник им в бок.

— Принимать, наверное, некуда, — сказал Тимофей. — Не ждали так быстро.

Ванюра присел на срез совка, вытер большим синим платком пот с запорошенного угольной пылью лица, медленно проговорил:

— Давно так не ворочался. В костях зудит.

— Вот и отдыхай, — съязвил Андрей. — Для тебя постарались станционные крысы.

— А я что? Я — ничего. Даже будто щекотно от той зуды.