Гагаи том 1

Машинист-наставник имел определенное задание: взять под контроль обратный, фактически последний рейс Тимофея и в случае чего самому привести состав в Ясногоровку, поскольку Пыжова уже ждал в депо приказ о снятии с работы. Но Тимофей неукоснительно выполнял все правила технической эксплуатации, не давая больше повода вмешиваться в свои действия. Он отлично вел маршрут, был внимателен и сосредоточен. Лишь временами улыбался, представляя, каким было лицо Кончаловского, когда он узнал об этой поездке. «Небось уже выговоряку приготовил, — подумал Тимофей. — Ну да черт с ним. Как-нибудь переживем. Зато уж душу отвел».

22

Разные люди встречались на пути Фроси: и грубовато-напористые, и молчаливые, робкие вздыхатели, преследовавшие ее лишь взглядами, полными обожания, восхищения и грусти. В техникуме почти все ребята были от нее без ума. Да что ребята! Преподаватели засматривались. А один даже уговаривал уехать с ним.

Никто из них не взволновал девичье сердце. Их внимание меньше всего трогало Фросю. Ее любовь еще где-то ходила-бродила стороной.

Фрося работает дежурным по станции. После окончания учебы направили ее в Алеевку. Нравится ей шумная станционная жизнь.

Особое удовольствие испытывала Фрося, встречая -и провожая поезда. В форменном, изящном, подогнанном по фигуре кителе, в красной фуражке, с сигнальными флажками в руке выходила она на перрон — строгая, сосредоточенная. Мимо нее сновали пассажиры, торопящиеся в буфет и из буфета, бежали желающие запастись водой. Тут же суетились провожающие и встречающие.

Фрося посматривала на часы, подходила к станционному колоколу. И не ожидая, пока угаснет его мелодичный звон, поднимала накрученный на древко флажок. Раздавалась трель кондукторского свистка. Затем — гудок паровоза. Состав трогался. Проплывали окна вагонов, а в них — лица, лица, лица. Многие из них улыбались ей, остающейся на этой станции: одни — просто так, невольно поддаваясь ее обаянию, другие — с грустинкой, словно сожалея, что эта красота лишь на мгновение явилась их взорам и они ее больше никогда не увидят. Кое-кто удивленно таращил глаза. Им в диковинку было видеть девушку дежурной по станции. Озорники же забрасывали ее воздушными поцелуями, манили куда-то в свои, не известные ей дали...

Нынешнее дежурство было беспокойное, и Фрося радовалась, что оно подходит к концу. Оставалось еще принять и отправить киевский поезд. Тогда она освободится, подождет немного, пока прибудет рабочий поезд, следующий в Ясногоровку, и, чтобы не идти, подъедет до Крутого Яра. Она всегда так добирается домой.

С киевского сошел всего один человек. Фрося невольно обратила на него внимание. Поравнявшись с ней, он будто споткнулся. На какое-то мгновение из взгляды встретились. В его глазах промелькнуло уже знакомое ей выражение восхищенного удивления. Фрося нахмурилась.

— Смотрите, товарищ, под ноги, — дерзко сказала ему. — Не то авария может случиться.

Он смутился, прошел мимо. И все же оглянулся. Фрося видела это, хотя и не смотрела в его сторону. Подумала: «Бывают же такие красивые...»

Ей никогда не встречался этот человек. Она бы могла поклясться в этом, ибо, раз увидев, его невозможно забыть. Уж очень он приметный: темная кудреватая бородка, а лицо совсем молодое. И на нем глаза — черные, загадочные, словно омут.

Фрося невольно посмотрела ему вслед. В это мгновение незнакомец снова обернулся. Она поспешно отвела взгляд...

Семен Акольцев угощал Кондрата Юдина и Лаврентия Толмачева.

— Ты не сумлевайся, — говорил ему Кондрат. — Сделаем все честь по чести. Как, Лаврушечка?

— Не впервой, — отозвался Лаврентий.

— Не-е, не увернется она от своей стихии, — продолжал Кондрат. — На этом деле я зубы съел. Кто сосватал девку Алешке Матющенко? Кондрат сосватал. А Прошке рябому? Уж какая норовистая была...

— Только ты, Кондрат, не заносись, — вмешался Лаврентий, которому перед Семеном и себе хотелось набить цену. — Перво-наперво, надобно сказ знать.

— Не тебе меня вчить, Лаврушечка, — с достоинством отозвался Кондрат.

Семен забеспокоился:

— Вы уж не ссорьтесь.

Мужики потянулись за стаканами.

— Как можно, — откликнулись в один голос.

А Кондрат добавил:

— Это у нас производственное совещание зараз кому что казать, уточняем. К такому разговору еще бы шкалик выставил.

— Выставлю, — пообещал Семен. — За мною не пропадет. — Он опасался, как бы не перепились его ходоки преждевременно. — Сделаете свое — будете пить, сколько душа примет, — успокоил их.

— И то верно, — согласился Лаврентий. — Неспроста кажут: кончил дело — гуляй смело.

— Допивайте пока, закусывайте, а я пойду, — взглянув на часы, забеспокоился Семен. — Как увижу, что домой направилась, — дам знать.

— Валяй, валяй, — согласился Кондрат. И когда Семен ушел, подмигнул Лаврентию: — Щось наш жених девок дюже боится. Гляди, сосватаем, а он неприспособленным окажется. А? — вопросительно уставился на Лаврентия. — Вот будет потеха!

— И не говори.

— Потеха, кажу, как девка нам ноги из этога самога места повыдергивает, — смеясь, добавил Кондрат.