Гагаи том 1

— Колосник ему в бок, — тихо ругнулся Андрей, недоумевая. Ведь все было правильно. На подходе к составу Авдеич открыл заслонку песочницы, посыпал рельсы песком. И с места брал, как всегда.

Тимофей тоже не понял, что же произошло. Машина тряслась. И он скорее не обдуманно, а подсознательно, рефлекторно резко перекрыл пар.

— Не возьмет, — проговорил Ванюра.

Дорохов вопросительно и обеспокоенно смотрел на Тимофея.

— Возьмет, возьмет, — упрямо повторял Тимофей, мучительно отыскивая причину случившегося.

Нет, он не думал о том, как будут реагировать те, кто выступал против их экспериментов, если опыт провалится. Он взял нервы в кулак и, кажется, нашел то, что искал. Ну да! Тысяча тонн лишнего веса что-нибудь да значат! Надо качнуть состав, дать больший рывок. При этом необходимо использовать откат, не допуская угасания амплитуды качки, вовремя открыть регулятор.

Тимофей сдал паровоз назад, снова перевел реверс на передний ход. Весь напрягся, сосредоточился.

Состав дернулся, заскрежетал металлом. Но в этот раз могучая волна достигла конечного вагона, стронула его с места. И все они, до отказа груженные, поскрипывая рессорами, еще упираясь, оказывая сопротивление, покатились — медленно, неохотно.

— Пошли, колосник ему в бок! — восторженно воскликнул Андрей. Паровоз натужно дышал, словно отплевываясь отсечкой. — Ага! — продолжал Андрей. — Не нравится?! Привык к легкой жизни? Мы эту дурь сейчас...

— Ну-ка, ну-ка, — подзадорил его Дорохов, испытывая расположение к этому веселому и деятельному парню. — Такой ли в деле, как на языке?

Андрея трудно смутить. Его не останавливает и то, что перед ним большой начальник. Не стесняется в выражениях.

— А что? — задиристо вскинул голову. — Сейчас дам ему под хвост — побежит! — И рывком отворил дверку топки.

Выгибаясь, как живое существо, длинный-предлинный состав уже громыхал на выходных стрелках. Клим, молча похлопав Тимофея по плечу, занял место за левым крылом.

Разрешение на этот эксперимент Дорохов просто вырвал у начальника отделения дороги. Викентий Петрович вначале и слушать об этом не хотел. Однако Клим был настойчив. Он снова ездил в Москву и возвратился, переполненный впечатлениями. После Всесоюзного совещания железнодорожников транспорт готовился к качественному скачку.

«К сожалению, пока это одни лишь эмоции, — выслушав его, развел руками Викентий Петрович. — А жизнь требует выполнения приказов».

Клим не сдавался. Поистине, надо было иметь дороховскую убежденность, его упорство, чтобы добиться согласия.

Уступая в главном, начальник отделения поставил условие ни в коем случае не привлекать к осуществлению эксперимента бригаду Пыжова.

О, эти человеческие слабости! Даже большие люди попадают в их плен. Викентий Петрович не мог забыть и простить Пыжову, что из-за него испытал неприятнейшие минуты во время разговора с Громовым, что против своего желания был вынужден дать указание прекратить судебное расследование и восстановить Пыжова в должности.

Но слабость — одно, а объективность — другое. И хотя Клим где-то вычитал, что надо уважать человеческие слабости, относиться к ним с терпимостью, при столкновении с этим явлением в жизни в нем все возмутилось. Пришлось бороться за Тимофея из-за чисто принципиальных соображений, отстаивая справедливость, и потому, что более подходящей кандидатуры для проведения рискованного опыта Клим не видел. По его мнению, Тимофей был наиболее подготовленным к такой поездке, как специалист, уже накопивший определенный опыт работы по-новому. И что еще более важно — Тимофей был готов к этому психологически. Такое сочетание — немаловажный фактор в достижении успеха.

В споре у Клима даже начало складываться впечатление, будто начальник отделения преднамеренно обрекает задуманное предприятие на провал, чтобы потом сказать: «Ну, что?..» Чтобы бравировать своей проницательностью, чтоб раз и навсегда положить конец всяким экспериментам и поискам, нарушающим спокойное течение жизни. Его так и подмывало высказать все это в глаза Викентию Петровичу — не подыскивая смягчающих слов и обтекаемых фраз. Однако он сдержался, этот бывший матрос, умеющий, если надо, рубить с плеча. У него хватило такта, особенно не задевая по-интеллигентски сверхчувствительное самолюбие Викентия Петровича, высказать все, что думал.

«Хорош же ты, Викентий, — прогудел, хитровато щурясь — хорош... А если без шуток, поскольку возлагаешь ответственность на меня, — тут уж я вправе выбирать себе спутников».

Так совершенно неожиданно пришла мысль о том, что в пробный рейс отправится и он, Дорохов. Этим только и удалось отстоять Тимофея Пыжова и его бригаду.

Вот почему первый тяжеловесный состав ведет Тимофей Пыжов. Вот почему Клим оказался у него на паровозе.

А станция уже осталась позади. И, вырвавшись на простор, поезд все убыстрял и убыстрял свой бег. Клим прислушивался к грохоту, следовавшему за ними по пятам. На закруглениях бросал тревожные взгляды в конец состава.