Гагаи том 1

— Горбатого могила исправит, — возразил Савелий. — Не на своем месте Митрошка. На руку не чист.

Одинцов взвился:

— Гробишь человека нашего, бедняцкого класса, а церковникам потачку даешь?! Под носом у сельсовета гнездо свили... Лапоть ты или власть? Для чего тебя поставил?!

— Не ори. Не ты меня ставил. Народ избрал. Так же, как тебя. И разговаривай с народом по-человечески. Не то вдругорядь не проголосует. — Гремя деревянной ногой, Савелий подошел к столу, налил из графина, выпил. — Это к твоему сведению, — проговорил, успокаиваясь.

— Учитель выискался, — уже тише сказал Одинцов. — Дело есть дело. Ты мне по должности подчиняешься. И я требую...

— Верно. Требовать с нас полагается. Но ежели говорить о деле — твои данные устарели.

— Значит, принял меры?

— А то как же.

— Пригрози Колесовой, мол, дом отберем, — подсказал Одинцов.

Савелий отрицательно качнул головой.

— Пелагея и без того судьбой обижена. С ней по-хорошему обойтись следует.

— Либеральничаешь?

 — Може, и так. Только что ж добивать несчастную женщину. Помочь бы ей... А попика настращал! Пелагея может и не знать порядков а он ведь в курсе.

— И тут смалодушничал, — жестко сказал Одинцов. — Надо было сразу брать.

— У тебя такое понятие, у меня — свое. Оттого, что кинем священнослужителя за решетку, верующих не поубавится. Тут что-то другое придумать надо.

— Ну, ну, мудруй, — съязвил Одинцов. И не стал больше задерживать Савелия. Лишь сказал на прощанье: — Смотри там...

В свое время Одинцов пришел к заключению, что при таком беспокойном секретаре райкома партии, как Громов, особо утруждать себя работой ни к чему. В самом деле, зачем волноваться, переживать, стараться, если так или иначе все будет сделано, потому что Громов в лепешку разобьется, а не допустит срывов.

Одинцов уяснил себе: как бы и что бы там ни было, а первый спрос с партийных органов. Потому он и пригрелся под крылышком у Громова, осуществляя общее руководство, по существу, ни за что в полной мере не отвечая.

Правда, с некоторых пор Громов стал чаще теребить его, а то и выказывать недовольство — «подкапываться», как решил Одинцов. Он было совсем упал духом, чувствуя, что доживает в председательском кресле последние дни. Однако состоялось знакомство с Заболотным. Одинцов делал все, чтобы как можно чаще напоминать ему о себе, и таким образом упрочил свое положение, найдя в Заболотном весьма влиятельного защитника.

Выпроводив Савелия Верзилова, Одинцов посмотрел ему вслед, злорадно проговорил:

— Ничего, ничего, праведник. На чем-нибудь засеку. Избирал-то народ, а снимать буду я.

26

Паровоз Тимофея Пыжова возвратился с экипировки и стал под состав. Тимофей сам осмотрел ходовую часть, постучал по дышловым клиньям, смазал мазутом параллели. Потом крикнул кочегару, чтоб плотней перекрыл подтекающий водомерный краник тендера, и снова закружил вокруг локомотива.

Ванюра выполнил распоряжение механика и принялся драить с песочком латунную звезду на дверке передней топки.

Так же, как всегда, с веселой удалью шуровал Андрей. Стрелка манометра уже приближалась к контрольке — хоть сейчас давай рабочий ход.

Но светофор еще не разрешал отправляться. И каждый занимался своими привычными предрейсовыми делами. Однако в нынешних приготовлениях угадывалось что-то необычное. Оно, это необычное, проглядывало во всем: и в сосредоточенном взгляде механика, может быть, с большей придирчивостью ощупывающем узлы машины, и в удалых движениях Андрея — картинно-небрежных, но на самом деле точных и безошибочных, в чрезмерной суетливости кочегара, и в том, что на паровозе находилось не предусмотренное штатным расписанием еще одно лицо. Еле втиснувшись широкими плечами в проем окна, из паровозной будки поглядывал на Тимофея начальник политотдела Ясногоровского отделения железной дороги Клим Дорохов.

— Порядок? — окликнул он Тимофея.

Тимофей запрокинул голову, встретился со строго-пытливым взглядом Дорохова, И хотя сам волновался перед необычной поездкой — на хвосте тысяча тонн сверх нормы, — ему захотелось обнадежить Клима, сказать что-нибудь такое, чтоб сошла с его лица тень озабоченности и тревоги.

— Как в аптеке! — отозвался он. Оглянулся на светофор, добавил: — Ага, приглашают в дорогу.

Схватившись за поручни, Тимофей быстро поднялся в паровозную будку.

— Вижу зеленый, — сообщил ему Андрей.

— Зеленый, зеленый, — явно волнуясь, ответил Тимофей. Может быть, из-за этого волнения несколько дольше обычного задержал в руке кольцо привода гудка. Взвился крик паровоза — мощный и торжественный. А когда он смолк и стало необычайно тихо, Тимофей взялся за рычаг регулятора пара. — Ну, — обвел всех взглядом, — двинули?..

— Давай, — кивнул Дорохов.

Паровоз подался вперед — плавно, свободно. Все ждали рывка, который всегда следует за вольным скольжением, когда трогается с места состав. Вот и рывок. Металлический лязг побежал от вагона к вагону и, не достигнув хвоста, утих. Машине не хватило силы. Тимофей поспешно послал рычаг дальше. И тогда пробуксовали колеса, паровоз загарцевал на месте, как вздыбленный конь.