Гагаи том 1

— Растишь, растишь дитя. Поднимется, станет на ноги, и уже отец с матерью не нужны. Ни ласки, ни помощи.

Отец Андрея понял ее по-своему, совершенно не подозревая, что она осуждает Ивана, покинувшего родной дом.

— И не говори, сваха. Явится вот такая, — указал на Фросю, — и пиши пропало.

— Сыны повторяют отцов, — вставил Иван Авдеевич. — Если отец проявил черствость к родителям, будьте уверены, от своего сына получит той же монетой.

— То ж новое воспитание такое, — съязвила Степанида. — Много воли дали.

Фрося стояла в сторонке с парнями и девушками, товарищами Андрея и своими подругами, образовавшими обособленный кружок.

— Слышите? — шепнула им. — Это про нас. — И громко добавила: — Тетя Степа, хватит нравоучений! Честное слово, не такие уж мы плохие, как вы думаете.

— Верно, Фрося, — поддержал ее Савелий Тихонович. Разлил водку, поднял рюмку. — Ну, что ж, — заговорил торжественно, не спеша. — Как посаженый отец желаю нашим молодым счастья. — Озорно подмигнул Андрею, пригубил рюмку, скривился и удивленно сказал, словно совершил величайшее открытие: — Горькая!

— Дядя Савелий, — взмолилась Фрося. — Я же просила...

— Так ведь впрямь горькая, — отозвался Савелий. — Верно, друзья?

— Горькая, — улыбаясь подтвердила Елена.

И все закричали:

— Горькая! Ой, как горькая!

Антонида смахнула слезу, умиленно глядя на дочь. Вот она целуется — смущенная, раскрасневшаяся. Стыдливо прильнула к нему — своему суженому. А в материнском сердце не затихает тревога: настал и ее дочери черед испытать женскую долю, уготованные радости и муки.

Беспокоит Антониду и то, что от Егорки нет весточки. Тимофей откликнулся, подарками наделил. Егорка же и поздравления сестре не прислал, доброго слова. Всегда исправно писал, а тут... Или не одобряет?

За столом оживленно, шумно.

— Вот и породнились, свашенька, — говорил старый Раздольнов, игриво поглядывая на Антониду. — Хлопец у меня бедовый. Весь в родителя: нрава веселого, работящий, орденом пожалованный. И девка, прямо скажу, загляденье, под стать матке своей.

— Куда мне, — невольно зарделась Антонида, польщенная наивным комплиментом. Махнула рукой: — Бабий век — сорок лет. А я уж...

— Може, и так, — не унимался Раздольнов. — Только неспроста же говорится, что в сорок пять — баба ягодка опять.

— Шутник вы, сват, — засмеялась Антонида.

Молодежь веселилась, танцевала. Иван Глазунов задумчиво накручивал патефон, менял пластинки. Ему очень хотелось хотя бы взглянуть на родное подворье. Вон сколько времени минуло! Как там они поживают — отец, мать, Ленька, сестричка? Только не пойдет он на поклон. Уж очень обидел батя, унизил. И жизнь по-разному понимают... Не до веселья Ивану. Накручивает патефон и не слышит музыки.

Петро Ремез начал было обносить гостей рюмкой водки и караваем.

— Есть у нас на беседе...

— Этого еще не хватает! — возмутилась Фрося. — Кончайте, дядя Петя, спектакль.

— А это не невестина забота, — поучала Степанида. — Пришла пора дары собирать.

— Припоздала, — сообщил Савелий. — Мы уже управились: поздравили молодых, преподнесли свои подарки. Можешь и ты...

— Как же так? — забеспокоилась Степанида. — Какие подарки? Не слышала. Може, мне обставить Лену хочется? Не гоже так. Отдай дары, и никто не узнает, чем наделил молодых.

— Какая разница — чем? — заметила Елена. — Лишь бы с доброй душой.

— И стопку при том не выпить? — не затихала Степанида. — Нет, я так не согласна. Подноси мне, Петя. Пусть кто как может, а я... — Взяла рюмку, кусок хлеба, повернулась к Фросе. — Дарю вам на хозяйство сервиз чайный, старинный. Правда, одна чашечка надколота. Так это не беда. Зато уж таких вещей нынче ни за какие деньги не найдешь. Фарфор настоящий, без всякой подделки.

Елена невольно улыбнулась. А Фрося сказала:

— Спасибо вам, тетя Степа. Премного благодарны.

Степанида победоносно оглядела собравшихся, выпила, проговорила:

— Зайди днями. Заберешь.

Андрей подхватил Фросю, увел в круг танцующих. Сладкая близость кружила им головы. Он украдкой целовал ее, свою жену, — еще не познанную и такую желанную. Фрося смущенно отстранялась, испуганно косила глазом: не увидели бы. И словно недоумевала, почему, зачем здесь гости. Разве им не ясно, что ей, Фросе, сейчас никто, кроме Андрея, не нужен?

Кружась, он увлек ее к выходу, шепнул:

— Сбежим?..

Выбравшись за калитку, они опасливо обернулись, взглянули друг на друга и пустились наутек. Эта озорная выходка пришлась им по душе.

— От твоей тети Степы я готов бежать на край света, — запыхавшись, проговорил Андрей. — Вот уж редкостный экземпляр! Сто сот стоит и мерку блох.

— «Колосник ей в бок!» — смеясь, воскликнула Фрося. — Верно? Ты это хотел сказать?

— Почти. Не будь она твоей тетей...

— И твоей.

— Существенная поправка, — согласился Андрей, — Не будь она нашей тетей, я и не такое сказанул бы.