Гагаи том 1

Он поспешил к слуховому окну. Лучшего места для наблюдения за усадьбой Недрянко нельзя было себе представить. Здесь и обосновался Изот. А что ему оставалось? Только ждать. До наступления темноты разве мог он выйти из дому?..

Мысли Изота переносились к оставленному им эшелону, к товарищам. В спешке он не успел как следует переговорить ни с Савелием, ни с Тимофеем и теперь волновался: как они там, все ли в порядке?

Уже на закате внимание Изота привлек человек, остановившийся у дома Недрянко. Изот даже подался вперед, потянулся за пистолетом. Но тут же узнал Емельяна Косова. Тот огляделся и не спеша побрел своей дорогой.

Надвигалась ночь. Теперь уже можно было менять позицию. Изот спустился с чердака. Гостеприимная хозяйка попыталась усадить ужинать. Он выпил молока с ломтем хлеба, напомнил, чтобы она никому не проговорилась о его появлении здесь, сказал, что еще заглянет к ней, и вышел из дома.

Его окутал густой сумрак. Изот пробрался к ранее намеченному месту и убедился, что выбор сделан правильно. Вход в дом был прямо перед ним на расстоянии каких-нибудь десяти-пятнадцати метров, а сам он оставался в тени, схоронившись в зарослях сирени и желтой акации.

Еще прошло некоторое время, и странно — будто ожил Крутой Яр: послышались приглушенные голоса, скрип ворот, перестук колес ручных тележек, громче, злее стал собачий брех... А Недрянко не появлялся. Изот решил, воспользовавшись темнотой, пробраться к Алексею Матюшенко.

Алексея дома не оказалось. Его жена окинула Изота подозрительным взглядом, сказала:

— Десь завіявся.

Ждать его не имело смысла. Оставить записку Изот не решился. Лишь попросил:

— Передайте мужу, пусть зайдет к Верзиловым.

— Верзиловым?

— Да-да. Пусть заглянет на минутку к Киреевне. — Он не мог ни назваться, ни сказать большего этой женщине, подозрительно уставившейся на него. — Только не забудьте, пожалуйста, — поспешил добавить. — Это очень важно.

— Добре... передам.

Уже уходя, Изот услышал ворчливый, приглушенный голос:

— Вештаються тут всякі серед ночі.

И здесь Изота постигла неудача. Опасность для подполья не снята. Он, конечно, оставит у Киреевны записку. А если Алексей опоздает? А если его жена не выполнит обещания? Нет, нет, надо искать Недрянко.

Изот метнулся по Крутому Яру. В одном из переулков встретился с пьяным Лаврентием Толмачевым. Лаврентий все допытывался: «А ты скажи, скажи, чем я хуже отех, что вывезли? Рожей не вышел, да? Меня, значит, можно фашисту отдать?.. — Тут же махнул рукой: — Ну и черт с вами!»

С присущей ему прямотой Изот признавался себе в том, что плохо знает людей. Вот и Лаврентия, и других. В самом деле, работал он с ними бок о бок, и его отношения к ним определялись лишь степенью участия в общем труде. Были передовики. Они сидели в президиумах. Были отстающие. О них тоже писали, критикуя за нерадение. И были те, кто составлял аудиторию. Разве знал он их думы, стремления? Не может он этого утверждать. Не может. Значит, где-то в хлопотных буднях упустил главное, чем должен был заниматься он, партийный работник.

Изот держался в густой тени и, сам невидимый, видел все, чем жила ночь. От склада сельпо, помещающегося в старом амбаре, отъехала груженая бричка. Лошадьми правил Ремез, а мешки придерживал какой-то парень. Они проехали совсем близко. Изот слышал их прерывистое дыхание, оброненные фразы: «В добрый час ты, Гринь, подоспел. Еще несколько ходок сделаем, — возбужденно говорил Ремез. — Соль эта золотом обернется. Попомнишь мое слово». — «Давай погоняй, пока никто не пронюхал, твои похоронки, — хмуро ответил тот, кого назвали Гринем.

Тяжело поскрипывая, бричка скрылась в ночи.

Изот уже видел, как растаскивали магазин. Там он снова приметил Емельяна Косова. Но были и другие. Среди них он узнал Афанасия Глазунова, двух закадычных приятелей, известных дебоширов, Митьку Фасона и Фому Маркарова, с которыми ему не раз приходилось беседовать, наставляя на путь истинный. Они кружили вокруг огромного по-медвежьи вздыбленного Афони, успевшего раньше других захватить рулон шерстяной материи. И как неуверенные в своих силах щенки, отступили, когда Афоня грозно рыкнул на них.

Тягостное впечатление оставила эта картина. Будто были эти люди морально отброшены на тысячелетия, к первобытным временам.

7