Гагаи том 1

О, это очень трудно — быть откровенным с собой. Всегда находятся доводы, оправдывающие собственную слабость. Не каждый сможет вывернуть себя наизнанку, признать за собой имеющиеся пороки, недостатки. Не каждый способен сделать выводы, принять единственно правильное решение.

А Максимыч безжалостно, беспощадно тиранил себя. Да-да. Издевался над собой, называя трусом, лицемером, старым подлецом и предателем. Те снаряды, которые он везет к фронту, будут убивать его соотечественников. Танки будут давить и расстреливать защитников Сталинграда. Солдаты займут место убитых, усилят штурмующие отряды врага... Это и его вина в том, что где-то матери не дождутся сыновей, жены — мужей, дети — отцов. Он — соучастник преступлений гитлеровцев. Нет, на нем еще большая вина. Те — чужеземцы. Для них на этой земле нет ничего святого. А он пошел против своего народа! И еще пытается как-то умалить ответственность, дескать, не по своей воле стал убийцей. Заставили. Под конвоем на работу водили.

От этих мыслей действительно не мудрено и рехнуться. Значит, в мирной жизни он мог быть достойным гражданином. Его уважали. С ним считались... Хорошее было время. А как они с Тимошей Пыжовым давили на большой клапан! Незабываемые дни! Незабываемая радость от сознания, что ты нужен людям, что занят нужным делом. Но лишь наступила година испытаний, и... Тимофей погиб, до конца оставаясь на посту, а он — служит врагам.

Максимыч изжевал концы своих вислых усов. И думал, думал — дома, в поездках. Всюду его преследовало одно и то же. Он уже знал, что так продолжаться не может. Но как выйти из этого тупика?..

Паровоз стоял под парами. Предстояло перебросить к Сталинграду артиллерийскую часть. Солдаты разместились в товарных вагонах. Орудия были укреплены на платформах вовсе не зачехленные, и возле них дежурили часовые. В конце состава прицепили вагоны со снарядами.

— Сила, — услышал Максимыч за своей спиной — Вот уж умеют воевать. Не то, что наши иваны.

— Ах ты, гад! — возмутился Максимыч. — Ах ты, шкура продажная!

Помощник криво усмехнулся:

— Давай-давай, Максимыч. Валяй. Можно подумать, что мы не в одном дерьме выкачаны.

Максимыч задохнулся, сразу не нашелся, что и ответить. Лишь немного погодя как-то странно проговорил:

— Верно. В одном...

Именно в этот миг Максимыч понял, что ему надо делать. Он отослал помощника смазать ходовую часть, а сам взял инструмент, не торопясь поднялся к предохранительным клапанам, сорвал пломбы, снял ограничительные хомутики. Отдать контргайки и затянуть до отказа регулировочные болты уже не составило особого труда. Теперь избыточное давление не стравится. Нужно лишь следить, чтоб оно не образовалось прежде, чем понадобится. В этом Максимычу помогут манометр и накопленный годами опыт обращения с котлом.

К паровозу уже шли начальник депо, офицер и солдат.

— Эй! — окликнул Максимыч помощника. Он демонстративно никак не называл его. — Вытри для господина офицера поручни!

Помощник кинулся выполнять приказание. С подчеркнутой старательностью прошелся по поручням чистой ветошью, отступив в сторону, поклонился.

— Гут, гут, — сказал офицер. По пути сюда начальник депо сообщил ему, что под состав, в котором следует их часть, занимающая в планах командования особое место, выделен лучший локомотив и опытнейший механик. Теперь он сам видит старательность и почтение бригады, повернулся к начальнику депо, выкинул руку вперед в нацистском приветствии: — Хайль Гитлер!

— Хайль! — напыжившись, ответил коротышка с бульдожьим лицом. Положил короткопалую пятерню на кобуру кольта, запрокинув голову, глянул на Максимыча. — После рейса зайдешь за премией! — крикнул ему. — Хорошую работу мы хорошо оплачиваем.

— Слушаюсь, — ответил Максимыч.

Дали отправление. Он тронул состав с места так идеально, что даже придирчивый начальник депо не смог предъявить никаких претензий. Однако его насторожило и встревожило то, что всегда ершистый Максимыч вдруг оказался таким покладистым. И он на всякий случай погрозил ему вслед кулаком.

А поезд набирал ход, выпутывался из лабиринта станционных путей.

И наконец вырвался на простор. Теперь скорость, только скорость нужна была Максимычу.

Офицер сидел за левым крылом, совершенно спокойный, доверившись заверениям начальника депо. Да и не мог он ничего заподозрить, так как ни черта не смыслил в машине. Помощник тоже ездит совсем недавно. И сам по себе несообразительный, нелюбознательный — дуб дубом. Даже обрадовался, когда Максимыч взялся сам топить, отослав его грести уголь. Солдат расположился на тендере. Максимычу — полная свобода действий. Он оглядывался на состав со смешанным чувством жалости и злобы. Всю жизнь он водил поезда. Для него они были живыми существами. И его главнейшая забота заключалась в том, чтобы доставить их к месту назначения в целости и сохранности. А теперь...