— Як тому, что низвергать нам многое надо. И чтоб на научной основе, — вел Изот. — Что ж получится, если в новую жизнь старое тащить?
— Не годится, — согласился Тимофей.
— И противоречишь сам себе. Поступками своими, — поспешно добавил Изот, уловив на себе вопросительный взгляд Тимофея. — Я все видел. Ты и сам, будто язычник, слушал Лаврушкины заклятия.
Тимофей улыбнулся.
— Как тебя понять? — допытывался Изот.
— Один уже спрашивал: кто я и что я? Теперь — ты, — неохотно отозвался Тимофей. — А я и сам себя не всегда понимаю.
Дорогу развезло: чем ниже спускались — тем больше грязи. Но по дерну, подминая прошлогодние травы, идти было легче. Изот раздумывал над словами Тимофея и находил, что он, в самом деле, какой-то странный, непоследовательный. А Тимофей думал об Афанасии, который так и не открылся, не сказал, почему ушел из колхоза. И думал не потому, что за каждый такой случай надо держать ответ в райпарткоме, хотя это тоже имело немаловажное значение. Тимофею нужно было доискаться причин, чтобы, устранив их, предотвратить подобные явления.
На переезде обоз задержался, пропуская поезд. Машинист приветственно поднял руку, рявкнул гудком так, что лошади шарахнулись. Тимофей махнул ему шапкой и смотрел вслед, пока и рельсы перестали петь.
— Максимыч побежал, — вздохнув, сказал Изоту.
— Знакомый?
— Работали вместе. Сначала кочегарил у него, потом помощником был...
— Вот как? Что ж молчал?
— А чего распинаться?
— Небось зашлось ретивое? По себе знаю — вспоминается шахта. Иногда даже снится.
— Таиться не буду, нет-нет, и загляну в бригадный дом, — признался Тимофей. — Перемен ждут больших. Только и разговоров, что про новый паровоз, который мелкоту нынешнюю заменит.
Они уже шли селом. Тимофей увлекся.
— Будто в какой-то иной мир попадаешь, — говорил он, забыв о своих хлопотах. — Наслушаешься и былей и небылиц. Тот с выплавленной предохранительной пробкой скорость шестьдесят километров держит. У другого вода «в гайку» ушла, пустой котел, закачать нечем — инжекторы отказали — и не взрывается, умудряется целым и невредимым остаться. Третий тормоза сорвал и даже контрольного столбика не проехал. А этот колосники потерял и ничего — дотянул. Самое невероятное можно услышать.
— Трепачи, значит?
— Отчаянный народ, вот кто, — отозвался Тимофей. — Ночь, снег, туман, дождь, а поезда идут. Бежит махина стальная, тянет за собой состав. В нем люди — смотри да смотри. От котла тепло, а спину холод пронизывает, а лицо встречный ветер обжигает, по глазам бьет. Нет, Изот, не трепачи. В том мудрость великая — шутки шутить, когда опасность на каждом километре поджидает.
Возле правления Тимофея окликнул Игнат. Лицо его было по-особому строго.
— Послушай Харлампия, — сказал, когда Тимофей подошел к нему.
— Убоялся Афоня, — проронил Харлампий.
— Чего ж ему бояться? — спросил Изот, со стороны прислушиваясь к разговору.
— Раскулаченных повертать будут.
Тимофей сразу вспомнил разговор с Афанасием Глазуновым. По словам Афанасия выходило, что тем ночным «гостем», который запустил вила ему в окно, был Михайло. И если Михайло вернется...
«Так вот она, та причина», — пронеслось в голове Тимофея. И к Харлампию, как охотник по горячему следу:
— От кого слышал?
— Игнат на усадьбу меня послал, — начал Харлампий, — а тут Емелька Косой встретился. И с такими словами: «Ты, Харлампий, видать, отчаянный. Може, — каже — не чул, что всех возвертают, кого на поселение выслали? Афоня — тот сразу тройчата вспомнил. А ты ж в том раскулачивании за главного кучера правил. Каже, не боишься ненароком ножа получить, как кой-кто... меж лопатки?»
Тимофей побледнел.
— Никак на Алексеевну прямой намек, — заговорил Игнат.
— Дай пистолет, — решительно повернулся Тимофей к Изоту, который и днем и ночью не расставался с оружием. — Прихвачу Косого.
— Однако скор ты в решениях, — заметил Изот.
Тимофей возмутился:
— Что ж, в зубы ему глядеть? Чул? Вредную агитацию проводит, как самая ядовитая контра, людей стращает. Ждать, пока и остальные разбегутся?!
Тимофея поддержал Игнат:
— Поприжать его, гада. Пусть скажет, что обозначают те слова про нож.
— Не так это делается, — возразил Изот. — У нас прав таких нет — арестовывать.
— А у него есть права нашему колхозному делу шкодить?!
— Наган не дам, — категорически отказал Изот. — Еще прихлопнешь, а потом отвечай.
Тимофей озлобленно сказал:
— Ну и черт с тобой. Голыми руками возьмем, — повернулся он к Харлампию и Игнату.
— Подсобим, — с готовностью откликнулся Игнат.
— Мне того Косого прижать — все одно, что гниду раздушить, — вставил Харлампий.
Они не стали задерживаться. И лишь Изот снова предостерег, крикнув им вслед:
— Смотри, Тимофей, как бы неприятности не было!
32