Однако работы над советской гигантской суперракетой Н-1, предназначенной для полетов на Луну, сильно выбивались из графика, и даже деморализованные американцы понимали, что особой угрозы она для них не представляет. В официальном рапорте от 2 марта 1967 года американская военная разведка так оценивала Н-1:
Ряд факторов препятствует тому, чтобы Советы смогли успешно конкурировать с графиком работ по «Аполлону»… Их луноход едва ли будет готов для испытаний до середины 1968 года, и даже после этого следует ожидать серии беспилотных запусков на протяжении примерно года — эти запуски понадобятся, чтобы подготовить систему к возможной попытке высадки на Луну. Пока же им придется проводить испытательные космические «рандеву» и отрабатывать технику стыковки 3.
Даже для Мишина и его команды в ОКБ-1, вечно опасавшихся противника, высадка человека на Луну и его успешное возвращение казались делом весьма отдаленного будущего. Однако можно было бы осуществить гораздо более простой проект — облет Луны в духе Жюля Верна, для этого не требовалась колоссальная и пока ни разу не летавшая ракета-носитель Н-1. Глушко и Челомей, старые соперники Королева по космическим делам, разрабатывали ракету «Протон», которая была крупнее и мощнее Р-7, однако все-таки недостаточно мощной, чтобы одновременно нести на себе и лунный посадочный модуль, и спускаемый аппарат с экипажем. Мишин встал перед трудным выбором: если он решит заняться полетом вокруг Луны с помощью челомеевского «Протона», ему придется пожертвовать разработками по Н-1 и жукообразному луноходу; но если удастся совершить довольно простой с технической точки зрения облет Луны, пока НАСА залечивает раны после пожара «Аполлона», любые дальнейшие прогулки по лунной поверхности снова покажутся чем-то вторичным по сравнению с советскими достижениями. С учетом столь соблазнительного приза работу над новой капсулой «Союз» ускорили, ракету Н-1 отодвинули на еще более дальний план, а старые недруги Королева глубже запустили когти в ОКБ-1.
Все эти сложности сказались и на отряде космонавтов. Леонов начал готовить его к посадке на Луну с помощью Н-1, при которой предполагалось использовать небольшой одноместный посадочный модуль, а другая группа готовилась к облету Луны на «Протоне», с удлиненным вариантом «Союза» под названием «Зонд». При этом еще одна группа, в которую входил Гагарин, занималась подготовкой к первой наземно-орбитальной отработке действий нового «Союза» со стандартной Р-7. В отличие от проектов НАСА, где «Аполлон» являлся привилегированным центральным звеном, советские лунные программы без жесточайшей королёвской дисциплины и его таланта руководителя оказались расщепленными, перепутанными и противоречивыми.
К весне 1967 года развитие «Союза» уже вовсю продвигалось к своей ключевой стадии — первому полету. 22 апреля советские отделы пропаганды даже позволили кое-каким слухам просочиться в международное агентство ЮПИ: «Предстоящая миссия будет включать в себя самое впечатляющее советское космическое деяние в истории — попытку осуществить на орбите стыковку двух кораблей и переход членов экипажа из одного аппарата в другой». Но Николая Каманина, видимо, преследовали сомнения. В его дневнике можно найти довольно ясные намеки на политическое давление: власти хотели, чтобы «Союз» полетел как можно скорее.
Мы должны быть полностью уверены, что полет пройдет успешно. Он будет сложнее предыдущих, и соответственно подготовка к нему должна проходить дольше… Мы не собираемся сжимать график. Излишняя спешка приводит к фатальным инцидентам, как с тремя американскими астронавтами в январе 4.
Тревога Каманина явилась предчувствием катастрофы. Алексей Леонов говорит: «Первое пилотируемое испытание „Союза“ поручили Владимиру Комарову, с Юрием Гагариным в качестве дублера, а еще один „Союз“ зарезервировали для полета Юрия, который должен был состояться позже. В эти два года он очень серьезно готовился, подробно докладывал Государственной комиссии о своем продвижении. А потом Комаров полетел на два дня [на 27 часов], и у нас возникла большая проблема».