Гагарин. Человек и легенда

Предполагалось, что вслед за Комаровым на следующий же день стартует еще один «Союз», с тремя членами экипажа: Валерием Быковским, Евгением Хруновым и Алексеем Елисеевым. Затем эти два «Союза» состыкуются, после чего Хрунов и Елисеев перейдут в капсулу Комарова и сядут в запасные кресла, что станет очередным «впервые»: впервые в мире космонавты взлетят в одном корабле, а совершат посадку в другом. Все это задумывалось как репетиция грядущей лунной экспедиции. Пока на «Союзе» не было герметичного переходного шлюза, так что переход члена экипажа из капсулы в будущий лунный спускаемый аппарат мог осуществиться только путем перемещения из одного люка в другой через открытый космос.

По всей вероятности, брежневская администрация желала, чтобы эта стыковка произошла во время празднования Первого мая. К тому же 1967 год имел особое значение для вождей КПСС — в этом году отмечалась пятидесятая годовщина Октябрьской революции. Сама идея «союза» между двумя космическими кораблями, совместно действующими на орбите, являлась весьма символичной, особенно для тогдашних властей, вообще помешанных на символах. В 1982 году Виктор Евсиков, конструктор, принимавший участие в создании «Союза» и помогавший в разработке термоизоляции, признавался, обретя пристанище в Канаде, что на Василия Мишина и его ОКБ-1 оказывали сильнейшее политическое давление, правительство требовало, чтобы они в назначенное время вывели два «Союза» на орбиту: «Некоторые запуски делали почти исключительно в пропагандистских целях. Например, к Дню международной солидарности трудящихся в 1967 году приурочили полет Владимира Комарова, окончившийся трагически… Руководство ОКБ-1 знало, что аппарат „Союз“ еще не полностью отлажен, что требуется больше времени для того, чтобы по-настоящему подготовить его к работе, но партия приказала его запустить, несмотря на то, что четыре предварительных беспилотных испытания прошли неудачно… Полет произошел, хотя Василий Мишин отказался подписывать документы на утверждение спускаемого аппарата „Союза“, он считал, что этот аппарат еще не готов»5.

Крайний срок, поставленный партией, близился. Между тем специалисты ОКБ-1 знали о 203 недочетах аппарата, которые еще требовалось исправить. В этих исследованиях активно участвовал Юрий Гагарин6. К 9 марта 1967 года он вместе с ближайшими коллегами-космонавтами и с помощью инженеров составил десятистраничный официальный документ, где подробно перечислялись все эти проблемы. Трудность состояла в том, что никто не знал, как поступить с этой бумагой. В советском обществе дурные вести всегда плохо отражались прежде всего на самом вестнике. За спиной Мишина об этом докладе знали целых пятьдесят ведущих инженеров, кто-то из них помогал и в составлении документа, однако никто не нашел в себе силы отправиться в Кремль и сделать необходимое — потребовать, чтобы Брежнев отказался от пресловутого символизма полета, перестал подгонять конструкторов, разрешил отложить запуск и дал возможность спокойно устранить все технические неисправности.

В конце концов космонавты и «космические бюрократы» применили старую как мир методику. Они пригласили в качестве посланца незаинтересованное лицо, не имевшее отношения к программе «Союз». С просьбой доставить рапорт в ЦК они обратились к Вениамину Русаеву, гагаринскому другу из КГБ.

«Комаров пригласил меня с женой в гости, — рассказывал Русаев. — Когда он нас провожал, то прямо заявил: „Я не вернусь из этого полета“. Я знал, как обстояли дела, и спросил: „Если ты так уверен, что погибнешь, почему не откажешься участвовать в полете?“ Он ответил: „Если не полечу, вместо меня отправят дублера. То есть Юру. И он погибнет вместо меня. А нам его надо беречь“. Вообще техническая подготовка Гагарина к полету на „Союзе“ была хуже, чем Комарова. И Комаров сказал, что он знает, о чем говорит, а потом вдруг расплакался. Перед женой он, конечно, сдерживался, но, когда мы ненадолго остались одни, сломался».