Гайдук Станко

— Нет, ты послушай, как он болтает. Твои подвиги даже Сурепа заставят разговориться.

Зека глянул сначала на одного, потом на другого. Станко ему сразу пришелся по сердцу. Зеку покорили его твердая рука и верный глаз. Вместе с гайдуками рассматривал он пистолеты и ятаган, который добыл Станко, и восхищался их отделкой.

Заврзан обнажил ятаган и засмотрелся на письмена, начертанные на нем.

— Зека! — сказал он.

— Что?

— Читать умеешь?

— Разве что по руке… А что?

— Думал, ты обучен грамоте и прочтешь вот эти турецкие слова. Наверное, здесь написано имя бека.

Зека склонился над ятаганом и, проведя пальцем по письменам, сказал:

— Я не умею читать. Но посмотри на эти пятна, я их знаю. Это кровь униженных и угнетенных. Пришло время смыть их кровью насильников!

— Как есть пришло! — воскликнул Заврзан, потрясая ятаганом. — Хорош, ничего не скажешь! Погляди-ка, Суреп!

Суреп, погруженный в размышления, сидел на колоде в стороне от товарищей и не слышал разговора. Когда Заврзан подошел к нему с ятаганом, он поднял на него удивленные глаза и спросил:

— Что?

— Гляди, какая прелесть, попробуй замахнись!

— Я никогда не замахиваюсь зря, — сказал Суреп, снова опуская голову.

Гайдуки засмеялись, а Заврзан заговорил:

— Ты, Станко, и смешить людей умеешь. Чем ты нас так околдовал? С тех пор как ты пришел в отряд, Сурепа просто не узнать — такой стал забавник!

Суреп только покачал головой, как бы говоря: «Что с тебя взять? Язык без костей, вот и мелет без остановки».

И опять посыпались шутки. Начались молодецкие состязания. Ну и шуму было! Прыгали Станко и Зека.

— Люди! Да они просто богатыри! — воскликнул Латкович.

— Поистине богатыри!

— Я тоже хотел прыгать, да уж лучше не срамиться! — вздохнул Латкович и сел.

— Зека! — крикнул Заврзан.

— Что?

— А ну-ка перепрыгни Ушана!

— Какого Ушана? — удивился Зека, и все расхохотались.

— Вон того, что сидит свесив уши.

— Разве его зовут Ушан?

— Так его ласково называла мать, — пояснил Заврзан.

Смех покатился по лесу.

— По человеку и ухо! — заметил Латкович. — А ты, чучело гороховое, ты к кому пристал?

— Пристал к дружине, чтоб немножко потешить ее… Разве не так?

— Так, так! — кричали со всех сторон.

— А чтоб мои шутки были веселее, для этого ты, Ушан, в дружине.

— Лучше б рассказал нам что-нибудь путное, чем нести всякий вздор, — огрызнулся Латкович.

— Не возражаю. Ведь я рожден для прибауток.

Товарищи окружили его. Он сел на землю и принялся рассказывать об умной девушке с кривым носом…

Зека то и дело поглядывал на Станко — он угадывал в нем что-то родное и близкое. Вдруг он дернул его за рукав.

— Не обессудь, если я задам тебе вопрос.

— Какой?

— Это ты вчера вступил в отряд?

— Я.

— Это тебя очернил побратим?

У Станко загорелись глаза и запылали щеки при напоминании о Лазаре.

— Откуда ты знаешь?

— Мельник сказал. Он все мне выложил: и что ты совсем не виноват, и как к тебе на конюшню подкинули кошель. И все это по наущению субаши сделали твой побратим и какой-то Маринко…

— Да. И мне он то же сказал. Только никак не пойму, откуда он знает. Не берет ли он греха на душу? Я во всем виню одного Лазаря. И если есть на свете бог, то Лазарь за это поплатится!

— И еще мельник сказал, что твоему отцу и домашним плохо приходится. Сельчане смотрят на них, как на прокаженных, и стороной обходят их дом.

Станко чувствовал себя так, будто душу его придавила гора. Бедные родители! Честное имя, добрая слава дома Алексы — все ушло! Их точно град побил. И теперь старики горюют и плачут. Ни одна душа не слышит их печали, никто не верит в их невиновность.

— Ох, Лазарь, Лазарь! Все-таки есть на свете бог!

Зека был взволнован до глубины души. Он подошел к Станко, взял его за руку и заговорил:

— Брат, со мной тоже обошлись несправедливо. Турки разорили мой дом. Знаешь, как мне тяжко! Но доброе имя у меня не отняли. Твое горе тяжелее, тебя хотели лишить не только жизни, но и чести.

Станко молчал, словно воды в рот набрал.

— Видит бог! Твои горести — мои горести. Ты потерял побратима, я тебе заменю его. Буду тебе и другом, и братом — всем! Твой враг — мой враг! Хочешь стать моим побратимом?

Глаза его заблестели и наполнились слезами.

Станко окинул его долгим взглядом и промолвил:

— Братство принимаю, а месть оставляю себе.

— Братство принимаешь?

— Принимаю, побратим!

Они взялись за руки и поцеловались, а потом возвели очи к небу. Они уже не слышали шуток Заврзана, смешивших даже лес.

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

Помолившись богу, гайдуки начали ужинать. Ужин был очень скромный: брынза, хлеб да по куску сала, но гайдуки ели с таким аппетитом, словно целый день землю копали.

Заврзан, который ни минуты не мог помолчать, стал поддразнивать Зеку:

— Как зовут тебя, дружище?

— Как и тебя, — ответил Зека.

— А фамилия?

— Селя́кович[19].

— Судя по твоей фамилии, ты рос не на одном месте.