Гайдук Станко

— Вот и хорошо, вот и хорошо! Меня, надеюсь, позовешь на обручение?

— А… да, да!

— Но ведь там будут и поп с кметом.

Груша остановился и взглянул на Ивана. Увидев его нахмуренный лоб, он спросил:

— Что с тобой?

Иван ничего не ответил.

— Серьезно, что с тобой?

— Ничего, дорогой ага, ничего, — сказал Маринко. — Немножко повздорил с ними, но это пустяки…

И Маринко снова подмигнул турку.

— Из-за чего?

— Да… ничего особенного. Он стал им говорить о тебе, и…

— И?..

— И… не знаю. Пусть сам расскажет.

— Что произошло, Иван?

— «Произошло»! Попробуй им что-нибудь доказать, если они тебя и слушать не хотят.

— Так это правда из-за меня?

Иван кивнул.

— Ничего страшного. Не стоит из-за этого убиваться! — подбадривал его Груша. — Ничего другого я и не ждал. И все же спасибо тебе за любовь. Ты мне точно брат родной. А они… кхе! Что поделаешь? Будет когда-нибудь и на моей улице праздник. Настанут для них черные дни, тогда узнают, какой хороший человек Груша. Однако что они говорят? Почему они не хотят?

— Потому что ты турок! Я старался…

— Верю.

— Но толку чуть…

— Не беда, — сказал Груша, стараясь казаться спокойным, хотя щеки у него пылали. — Что об этом говорить? Я и без того знаю, как они меня ненавидят. Так ведь?

— Так, — подтвердил Иван.

— Сильно ненавидят?

— Сильно.

— Видит бог и люди, что напрасно они меня ненавидят. Каждый, кому бог дал глаза, видит это.

— Правильно.

— Прекратим этот разговор, — со смехом предложил турок.

— Но ты должен знать все! — возразил Иван.

— Я и так достаточно знаю. Знаю, что они мне заклятые враги и готовы стереть меня с лица земли; знаю, что ты мне друг. И я ценю твою любовь и дружбу, а вражды их совсем не боюсь. Но я… Когда поговоришь с Севичем?

— Сегодня.

— Не теряй времени. Ступай сию же минуту.

— Хорошо. Сейчас иду. — И Иван отправился к Севичу.

Встретили его приветливо и радушно. Милош Севич был человек добрый, благожелательный, миролюбивый. Во всех сельских делах он всегда держал сторону умных людей, таких, как священник, кмет и другие. В доме своем он был полновластным хозяином. Порядок здесь был, как в улье. Все слушались его беспрекословно, ибо считалось, что каждое его слово — закон. Словом, настоящий сын своего времени. Иван не застал Милоша — тот ненадолго отлучился к Шокчаничу. Домочадцы засуетились, стараясь получше попотчевать гостя.

Вскоре вернулся и Милош.

Поздоровавшись, они заговорили о плохой погоде, о яблочной водке, о том о сем. Разговор шел обстоятельный. Потом Иван завел речь об общинных делах. Помянул и священника, сказал, какой хороший человек субаша.

— Ты и представить себе не можешь, какой он добрый! Будто родился в Черном Омуте.

Милош имел обыкновение прислушиваться к мнению других. Он полагал, что уступает в уме всем прочим, в том числе и Ивану, и потому во всем с ним Соглашался.

«Вот это человек, — думал вконец растроганный Иван, — настоящий человек! Вот бы тебе, поп, послушать умного человека! Он книжной премудрости не обучен, а знает, что к чему. Всенепременно надо с ним породниться!»

— Милош! — заговорил он наконец.

— Что?

— Хочу я потолковать с тобой.

— О чем?

— У меня, брат, есть сын жених, ясный сокол, а у тебя дочь на выданье. Не худо б было нам их соединить. Что ты на это скажешь?

— Ну… — Милош пожал плечами.

— Хорошо бы. К тому ж и они нравятся друг другу.

— Я не против, — сказал Милош.

— Когда засылать сватов?

— Когда хочешь.

— Тогда завтра.

— Всегда рад тебе.

— Вот и хорошо! Знаешь, мы, благодарение богу, с детства друзья. Я это задумал, как дети только подрастать стали.

— Видно, так судил бог.

Иван посидел еще немного, а потом пошел домой готовиться к сватовству.

* * *

Милош позвал жену и объявил ей, что обещал отдать Елицу за Лазаря.

Круния побелела.

— И когда?

— Завтра вечером придут сваты. Смотри, приготовь все как следует. И ей скажи.

Круния вышла из горницы бледнее смерти. Она вспомнила, как Елица говорила о Станко.

Боже, таково уж сердце матери! Ее долг — повиноваться хозяину, любить то, что он любит, и все же душа ее взбунтовалась. В один миг она возненавидела и Ивана, и Лазаря, и всех присных. Все они представлялись ей душегубами и изуверами. Она давно уже уверовала в то, что Станко не вор и что все это дело рук Лазаря.

Елица была во дворе, набирала у сарая дрова для очага.

— Ела! — окликнула ее мать.

— Слышу, мама.

— Отнеси дрова и приходи в клеть.

— Сейчас, мама, сейчас.

Круния вошла в клеть и огляделась. Вскоре пришла и Елица. Она похолодела, увидев, как бледна мать.

— Зачем ты меня звала, мама?

— Вот… где та пряжа, что я дала тебе намедни?

— В сундуке, мама, — ответила удивленная Елица и шагнула к сундуку.

— А… да, да… Знаю… Не надо, не доставай!

Елица, увидев смущение матери, подошла к ней поближе и посмотрела ей в лицо.

— Мама! — с дрожью в голосе воскликнула Елица. — Ты скрываешь от меня что-то страшное! Что?

— Да, родная, страшное!

— Что же?

У Крунии язык не поворачивался сказать ей правду.

— Скажи, мама! Скажи, не мучь меня!

— Тебя сватают! — простонала Круния, сцепив руки.

Елица обомлела. Клеть заходила перед ней ходуном. Но она тут же взяла себя в руки.

— Сватают? Кто?