Гайдук Станко

Станко подошел к Груше, закинул ему голову и вонзил ему в шею ятаган… Брызнула кровь, и нож вошел еще глубже.

Станко вытер нож и вложил его в ножны.

Потом надел шапку и повернулся к друзьям:

— Пошли судить Ивана!

МСТИТЕЛИ

Гайдуки встретили их глубоким молчанием.

— Готово? — спросил атаман.

— Готово, — ответил Станко.

— Тогда садитесь.

Друзья сели.

— Так вот, Станко, сынок, — сказал атаман. — Главных виновников мы отдали тебе.

— Тут нет главных и неглавных! — воскликнул Станко. — Они все главные!..

— Ты разгневан, потому тебе так и кажется, — спокойно возразил атаман, — но мы думаем иначе.

— Иначе? — вскипел Станко и вскочил на ноги. Глаза его грозно сверкнули. — Ты хочешь сказать, что Иван Миражджич ни в чем не повинен?

— Нет. Но его вина меньше, чем тех двоих.

— Он еще больше виноват! Он их пособник. Он ссорил народ. Он всюду срамил моего отца! Я должен убить его!

— Легче, парень! Буйная головушка… Послушай-ка старших. Здесь я, здесь Ногич, Суреп, Верблюд и вон сколько людей. Пусть-ка Иван возвращается в село, чтоб люди показывали на него пальцем, как на предателя.

Станко встрепенулся.

— Тогда прикажи мне снять шапку и хорошенько попросить у него прощения.

— Ты знаешь, что такого я от тебя не потребую. Но ты зря не желаешь слушать нас…

— А все его пакости…

— Он за них поплатится. Что может быть хуже презрения уважаемых людей? Это хуже самой смерти. Так ведь, братья?

— Так!

— Тогда будь по-моему.

У Станко было такое чувство, будто ему залепили пощечину. Он считал, что он один вправе судить Ивана. Он подошел к атаману, мрачно взглянул на него и произнес:

— Я не согласен.

— Тогда ты нам не товарищ! — резко ответил атаман.

— Вот и хорошо. Я сам буду ему судьей! — И Станко взялся за пистолет.

Сверкнуло черное око Сречко и остановило его руку.

— Слово Сречко — закон! Пистолет за пояс, и скатертью дорожка! Когда начнешь действовать самостоятельно, поступай как знаешь, а ежели у меня в отряде сделаешь по-своему, убью!

Гайдуки обступили Станко.

— Хорошо, атаман! До сегодняшнего дня я был твой, а отныне сам себе хозяин. Я уважаю твое слово, как уважаю твои хлеб-соль.

Он сунул пистолет за пояс и повернулся к дружине:

— Братья! Спасибо за хлеб-соль! Ежели есть среди вас лютые мстители, то присоединяйтесь ко мне. Я не останавливаюсь на полпути.

Йован и Йовица подошли к нему.

— Как, оба? — удивились гайдуки.

— Да.

Заврзан почесал затылок и тоже подошел.

— И ты, Заврзан?

— Да! Потехи ради…

— Атаман, что ты делаешь?! — воскликнул Ногич.

— Я никого не держу! Я требую повиновения. Если ты тоже недоволен, то ступай.

— Я доволен. Но Станко…

— Я семь раз отмерю, а один отрежу! — спокойно сказал атаман. — Я неспроста помиловал Ивана…

— Для чего же ты даришь ему жизнь? — язвительно спросил Станко.

— Ты молод еще. Сердце у тебя горячее. Ты не видишь дальше своего носа. И если будешь поступать по велению сердца, то натворишь больше зла, чем добра…

— Послушай, Станко! — вмешался Верблюд. — Сречко знает, что делает. Он поступил разумно.

У Станко дрожали губы.

— О боже!.. Уж не сошел ли я с ума? — простонал он. — Выходит, он за свои злодейства еще достоин жизни! До свидания, атаман! Спасибо за отеческую заботу! Спасибо за хлеб-соль! Я же думаю по-другому. Здесь ты старший. Он под твоей защитой, пусть живет. Но рано или поздно я доберусь до него! До свидания!

Станко снял шапку и поцеловал Сречко руку.

— Прости, обидел я тебя. Ведь ты мне что отец родной. Так не думай обо мне худо. Прости!

— Бог тебя простит! Быть бы тебе атаманом, да только ты чересчур горяч.

— Я богу поклялся, атаман.

Они поцеловались.

— Братья! — обратился Станко к гайдукам. — До свидания! Не поминайте лихом!

Потом он подошел к отцу, поцеловал у него руку и проговорил сквозь слезы:

— Батюшка! Передай поклон матушке. А я не вернусь под родной кров, пока не выполню свою клятву… До свидания!

Проходя мимо Ивана, Станко бросил на него такой грозный взгляд, что тот содрогнулся.

— Горе твоему дому, Иван Миражджич!

Гайдуки прощались с Заврзаном, Йованом и Йовицей.

— Ничего не поделаешь, — оправдывался Заврзан перед товарищами. — Люблю Станко! Люблю за беспокойный нрав. К тому ж и у меня есть кое-какие свои счеты, а раз дружина такая жалостливая, то я сам сведу их. До свидания, Суреп! Тебя мне больше всех жаль, жаль твоих прибауток!

Раздался взрыв смеха. Суреп поднял левую бровь и раздвинул губы…

— Заврзан, Заврзан! — повторял он.

— Ну, пошли!

Гайдуки поцеловались и обнялись, точно родные братья.

— Может, господь приведет снова соединиться! — закричали гайдуки.

— Конечно, приведет! — сказал Станко. — Но не раньше, чем земная правда примирит небо с землей. А сейчас до свидания!

Заврзан запел:

Только лишь лес оденется листвой,
А земля — травой и цветами…

Затянули потуже котомки и двинулись в путь. Густой лес быстро скрыл их от взоров друзей.

Гайдуки понурились.

— Словно родные братья меня покинули, — вздохнул Ногич.

Никто не поддержал разговора. Один ветерок беспокойно шевелил зеленую листву.

* * *