Так жизнь опять потекла спокойно. Хирага продолжал проводить время с Тайрером, довольный тем, что может учиться и учить. Он не представлял, какой важной и обширной являлась его информация для Тайрера, сэра Уильяма и Джейми Макфея. Полдня он провел с Тайрером на борту британского фрегата. То, что он увидел, потрясло его и еще более укрепило его решимость узнать правду о том, как эти люди, которых он презирал, смогли изобрести и построить такие удивительные машины и военные корабли, как столь презренный народ, живущий на крошечном островке, меньше Ниппона – опять же, если верить Тайреру на слово, – смог сосредоточить в своих руках поистине сказочное богатство, необходимое для того, чтобы иметь столько кораблей, армий, фабрик и, одновременно, править всеми морскими путями и большой частью мира гайдзинов.
В тот вечер он напился до бесчувствия, разум его потерял всякие ориентиры, в один миг возносясь в поднебесную высь, в следующий – падая в бездонную пропасть; твердое зерно его веры в абсолютную неуязвимость бусидо и Земли Богов оказалось между гранитными жерновами реальности.
Большинство вечеров он обычно проводил с Акимото в Ёсиваре, или в их временном пристанище в деревне, строя планы и делясь с ним знаниями гайдзинов, хотя и скрывая глубину своей тревоги. При этом он не забывал все туже затягивать сеть вокруг Тайрера, играя с ним: «Ах, тысяча извинений, Фудзико контракт занимать многий-многий неде'ри, Райко си'рна торговаца, контракт дорогой, она много к'риент иметь, много, тысяча извинений, она занятой сегодня, завтра, мозет…»
Чуть больше двух недель назад, к ярости Хираги, сёя обнаружил, что Ори не сгорел при пожаре: –…и о, прошу прощения, Хирага-сан, но мне сообщили, что Ори-сан стал неожиданно богат и тратит деньги, как даймё. Теперь он занимает несколько комнат в другом питейном доме.
– Ори разбогател? Как такое возможно?
– Прошу прощения, я не знаю, господин.
– Но вы знаете, где находится его новый дом?
– Да, господин, вот, вот карта, прошу прощения, ч…
– Ладно, – в бешенстве прервал его Хирага, – сегодня ночью сожгите дом снова.
– Извините, Хирага-сан, это уже не так легко сделать. – Внешне сёя был полон раскаяния, внутри же был взбешен не меньше Хираги, поскольку его первое и безотлагательное решение проблемы сумасшедшего ронина не привело к цели, за которую он заплатил. – Это уже не так легко сделать, потому что дом стоит отдельно и, похоже, что теперь у него много телохранителей, телохранителей гайдзинов!
С ледяной рассудительностью Хирага перебрал в уме возможные последствия. С одним из деревенских рыбаков, который продавал свой улов в Пьяном Городе, он послал Ори медоточивое письмо, в котором писал, с каким восторгом он узнал, что Ори жив и не погиб в том ужасном пожаре, как он слышал, а также что он стал преуспевающим человеком, и не могли бы они встретиться в Ёсиваре сегодня вечером, поскольку Акимото тоже хочет обсудить с ними дела сиси огромной важности.
Ори ответил письмом без промедления. «Ни в Ёсиваре, ни в любом другом месте и не раньше, чем наш план
– Он знает, что пожар не был случайным, – сказал Акимото.
– Разумеется. Откуда он мог взять деньги?
– Только украсть их, neh?
Ответ на другие послания приходил тот же. Попытка отравления не удалась. Поэтому он купил револьвер и разработал план. Теперь время настало, и сегодняшняя ночь подходила как нельзя лучше. Последние лучи уходящего солнца осветили ему дорогу через Ничейную Землю и вдоль зловонных улиц, изрытых опасными колдобинами. Те немногие люди, что попадались ему навстречу, едва удостаивали его взглядом, только, ругаясь, кричали, чтобы он убирался с дороги.
Ори не глядя сунул руку в маленький мешочек с монетами на столе рядом с кроватью и вытащил одну. Это оказался обрезанный «мексиканец», стоивший теперь половину своей обычной цены. Хотя и в этом случае он превышал условленную цену в пять раз, он протянул его голой девушке. Ее глаза загорелись, она сделала книксен, снова и снова униженно бормоча слова признательности.
– Та, ты прямо истинный жельтельмен, милый.
Он отсутствующим взглядом наблюдал, как она, виляя всем телом, влезает в свое старое изношенное платье, поражаясь тому, что он здесь; все вызывало в нем отвращение: и эта комната, и кровать, и дом, и место, и бледное, костистое чужеземное тело и обвислые ягодицы, которые в его фантазиях укрощали огонь, доводивший его до безумия, но в действительности лишь сделали его потребность еще более острой, ни в коей мере не сравнившись с ее телом.