Галерея женщин

– Но, масса, пожалуйста, подожди! Не уходи! Зачем вести себя так неразумно, да еще здесь? А если будут последствия? Как я выкручусь, как объясню? Разве ты станешь мне помогать? Ты ведь и сам знаешь, как себя поведешь.

– Что за бред! Какая ерунда! Как будто на свете нет врачей и мер предосторожности! И конечно, у тебя вряд ли появится еще один ребенок, если за семь лет он так и не появился! Ребенок Фила. (Я вспомнил возраст ее сына Брейта.)

– О боже! – Она была потрясена. – Ты думаешь, я на такое пойду? Никогда! Мне слишком дорог Фил! Я ему стольким обязана!

– Ну и прекрасно! Отдавай ему свой долг тем, что я уйду из твоей жизни. Счастливо оставаться!

– Ну, если ты так все воспринимаешь, пусть будет так, – ответила она. – Но я уверена, что ты ведешь себя неразумно. Да, уверена!

Я быстро вышел и спустился по лестнице на нижнюю площадку, она за мной. Когда я приблизился к главному входу, она крикнула, чтобы я ее подождал:

– Пожалуйста, масса, давай уедем отсюда вместе. Не оставляй меня одну!

Я в сердцах распахнул дверь и увидел берег и море, яркий пляжный павильон, который станет летом таким очаровательным, когда вокруг будет порхать эта веселая, дрянная, вероломная компания. На мгновение я остановился, а Альбертина шагнула вперед. В ее глазах, в лице появились первые признаки той неподдельной чувственной слабости, которая, нахлынув, словно морской прилив, может соблазнить любого, кто на это способен.

– Черт тебя побери! – воскликнул я.

И, почувствовав ту власть, которая была у меня пусть только в это мгновение, я решил действовать. Она хотела меня. Сомнений не было. Что до Миллертона, любил ли он ее по-настоящему? По-домашнему, по-дружески, как добропорядочный муж любит свою добропорядочную жену, – да. Но так – никогда! Кроме того, что, если у нее были с этим некоторые проблемы? Она признавалась в использовании противозачаточных средств и попытках избежать беременности.

Я схватил ее, не говоря ни слова. Она стала отбиваться. Как всегда, но протестовала яростнее, чем обычно. Наконец, в изнеможении или только притворяясь (как я мог знать?), перестала. Но даже в тот момент я чувствовал в ней борьбу между покорностью и желанием меня оттолкнуть. И вот, все еще делая вид, что сопротивляется мне (я так и не был в этом до конца уверен), она сдалась, обозвав меня животным и дьяволом.

Потом начались сетования. Теперь я по-настоящему ее скомпрометировал. Что ей делать? А вдруг будут последствия? Именно сейчас, когда ей предстоит столько дел, – это ужасное лето со всеми выпавшими на ее долю обязательствами? Но разве меня это интересует!

Я смотрел на нее, довольный и торжествующий, и любил еще больше. Теперь она действительно стала моей. И больше не будет спорить, не будет сопротивляться. Я подумал, что теперь мы по-настоящему любим друг друга. Я это чувствовал. Только какой она была растрепанной и напряженной! Озабоченной, даже испуганной, но от этого еще более милой. Она все продолжала меня бранить, и тогда я наконец подошел к ней:

– Тише, Альби! Успокойся! Ты сама знаешь, что я тебе нравлюсь. Ты не можешь меня ненавидеть. Это просто нелепо. Если хочешь, дерись, но сейчас поцелуй меня.

И я привлек ее к себе. Она поддалась, но по ее щекам текли горючие слезы.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – утешал я ее. – Ты столько времени была ему верна, так ведь? Или тебе казалось, что верна. Но так ли это было на самом деле? Ты любила меня, разве нет? Держалась за меня в ожидании того дня, когда тебе, возможно, больше не захочется быть такой уж верной.

И мы начали спорить. В конце концов я выразил сожаление о том, что произошло, на что она ответила:

– О, я тебя не виню. Я могу винить только себя, если вообще кто-то в этом виноват. Но мне очень горько. Фил всегда был так добр ко мне и к моей семье.

И она еще сильнее заплакала, на что я мог сказать только одно:

– Ох, Альби, пожалуйста, перестань. Не плачь. Ничего плохого не случится. Тебе никого не придется обижать, если все это тебе не нужно. Я не буду тебе досаждать, но и не оставлю, раз уж ты так страдаешь.

В машине по дороге назад мы в основном молчали. Шаг за шагом она восстанавливала в памяти все годы, прожитые с Филом. А теперь случилось то, что, возможно, было началом больших перемен. Наконец, подъехав к ее дому, я спросил:

– Ну так как? Мне зайти вместе с тобой? Скажи, что мне делать.

– Конечно зайди. Если Фил дома и увидит, что я пришла одна, ему это покажется странным. Я же его предупредила, что ты сегодня едешь со мной.

Я поднялся. Но Фила не было, он появился гораздо позже. Дела. Альби между тем, переодевшись к ужину, была очень собранная и милая. И опять долгий, хоть и более спокойный разговор обо всех «за» и «против» сложившейся ситуации. О возможных последствиях. Что ей тогда делать? Как мне себя вести, как сопровождать ее, если что-то пойдет не так, чтобы Фил ничего не заподозрил.