А сейчас хотелось бы добавить, что мне никогда не удавалось избежать странного ощущения, даже фатального чувства в связи с этой моей незаконнорожденной дочерью, в которой явно начало проявляться небольшое сходство со мной еще во младенчестве, недель через шесть. Альбертине доставляло радость подносить ее ко мне, иногда со значением указывать пальцем на ее носик, глазки (цвет!) или ушко (точно такой же формы, как у меня), состроив гримасу или подмигнув мне, пока никто не видит. Я могу крутить любовь, да? Овладеть женщиной буквально против ее воли? Так вот смотри, что у меня теперь есть! Более того, вскоре все станет ясно просто благодаря внешности ребенка. Но нечего беспокоиться, Джоан – очаровательная девочка, и я волен уйти, если ее мать мне надоела. Потому что вот он я, здесь, в дочери, и мне никогда, никогда этого у нее не отнять! Так прошли один-два счастливых года.
Но еще раньше были весна и лето на Лонг-Айленде в поместье Хэмптон-Саутгемптон, меблированном и украшенном так, как это могли сделать только Миллертон и его команда. Оформление вызывающее, даже нахальное – яркие, пестрые клумбы, столики и стулья под зонтиками, качели, корты для игры в теннис и сквош и бог знает что еще! И все это на фоне переменчивого, теплого, грохочущего, часто туманного моря. Полностью укомплектованный штат прислуги и в доме, и в саду, якобы под руководством Альбертины и Фила, но на самом деле более или менее под присмотром ди Бродзио и леди Уэдерсуит. А какие гости! Пожалуйста! Каждые выходные приезжают весьма занятные светские компании. Конечно, это важные миллионеры, но разбавленные молодежью и стариками, чье происхождение вполне могло быть сомнительным – кто же разберет. Некоторые – и их немало, – конечно, принадлежали к самым сливкам общества, а потому вели себя высокомерно. Кроме того, бывали хитроумные авантюристы типа ди Бродзио и Уэдерсуит. Они прекрасно знали, как собрать и направить тех, кто должен был поразить и обмануть толстосумов, имевших амбиции влиться в светское общество. Завтраки, обеды, чаепития, ужины. Танцы, верховая езда, плавание, гольф, теннис, бридж, рулетка, баккара. Все «как положено». Но Альбертина жаловалась мне на этот «пустой балаган».
– Честное слово, – сказала она мне однажды, – не могу выразить, что я чувствую. Это и не настоящий дом, и не семейная жизнь.
– Попробуй относиться к происходящему как к зрелищу, – предложил я. – Это удивительно – я бы сказал, даже поразительно, если подумаешь, кто и что за всем этим стоит.
Я имел в виду Фила, его свободную и беспечную языческую душу.
– Ты всегда так! – ответила она. – Я знаю, что тебе больше ничего и не надо. Лишь бы было хорошее зрелище. Они не могут тебя по-настоящему унизить. Но меня! Видел бы ты, как они иногда на меня смотрят. Боже, как я все это ненавижу! Если бы я не была стольким обязана Филу, я бы просто не выдержала!
– Ну-ну, Альби, – утешал я ее. – Развеселись! Подумай, какое это прекрасное место. Лучше, чем клуб или отель. Ты живешь в огромном номере люкс, где практически все делают за тебя другие. К тому же у тебя есть друзья. Ты была бы не ты, если бы их не было. (Я слышал об Альбертине немало хорошего.) Все идет прекрасно, многие думают, что ты нашла дорогу в светское общество.
– Ох уж это светское общество! Очень оно мне нужно! Снобы и денежные мешки. Как бы мне хотелось поехать куда-нибудь вместе с тобой, чтобы денег хватало на простое существование без излишеств, и прожить так жизнь или несколько лет. Хотя бы два-три года! Я бы согласилась, если больше нельзя.
Я посмотрел на нее и подумал, что наконец-то в ней говорит любовь. Она вскоре родит. Я крепко обнял ее. Она быстро взяла себя в руки и вновь стала такой, как прежде.
Тем не менее то первое лето оказалось для Миллертонов лишь первым шагом на все более расширявшемся поле светской жизни. Последовали более крупные и помпезные встречи в городе, зимние поездки на Палм-Бич, в Эйкен и даже Лондон, перемежавшиеся полетами в Уайт-Салфер, Такседо или Калифорнию, чего требовали планы или махинации Фила. И с течением времени я заметил, что Альбертина быстро овладела искусством управления прислугой, а также умением приглашать посредством подарков и свободных развлечений такую компанию умных и ярких профессионалов своего дела, которые могли бы обеспечить развлечение или, по крайней мере, сделали бы приятным пребывание у Миллертонов для пресыщенных финансовых воротил, которые позволяли себя таким образом услаждать.