Галерея женщин

Мы отправились на просмотр довольно большого поместья на южном берегу Лонг-Айленда, недалеко от Саутгемптона, которое Фил – поначалу рассматривавший другое, но та сделка сорвалась – предложил использовать в качестве главной летней резиденции для продвижения продаж потенциальным клиентам различных предметов искусства. Предполагалось, что на покупателей должны будут произвести впечатление особенные развлечения и светские связи, которые Фил с помощью Клойда и его знакомых собирался здесь продемонстрировать. Это было новое предприятие для концерна «Миллертон – Клойд», а для Альбертины открывалась перспектива светских испытаний, ранее ей неведомых, да еще с деталями, не вполне ей знакомыми. В основном речь шла о том, чтобы принимать компанию торгашей и дармоедов, вертящихся вокруг Фила, которые заявятся туда по протекции его и Клойда, чтобы что-то продать на комиссионной основе. Вместе с ними предполагалось пригласить истинных, хоть и обедневших светских львов (тех, кто остался со времен «четырех сотен»[29] Уорда Макалистера), которые должны были придать если не настоящий, то хотя бы кажущийся блеск собранию и таким образом произвести впечатление на предполагаемых богачей-покупателей (в основном мультимиллионеров с Запада), коль скоро их удастся туда завлечь. Также по приглашению Клойда могли, вероятно, прийти и его друзья, действительно значительные представители американского общества, которых Клойд, полагаясь на Фила – на его организаторские способности, – собирался принимать почти по-королевски.

И действительно, для меня, как и для многих других, картина складывалась по-своему интересная и даже захватывающая. Она обозначила начало удивительно разнообразной, пестрой и интересной жизни, захватившей впоследствии Альбертину и ее мужа. Однако в итоге она повлияла на них обоих далеко не лучшим образом и сделала Альбертину холодной, разочарованной, почти безразличной ко всему женщиной. Что касается меня, то я никогда не забуду о своем участии в некоторых наиболее увлекательных событиях той поры.

Но здесь мне следует остановиться и рассказать о совершенно феноменальном успехе Миллертона. Ничего подобного я не встречал, по крайней мере в этой области. К тому времени он был уже довольно богат – я бы оценил его состояние в восемьсот-девятьсот тысяч, – занимал ведущее положение на избранном поприще и имел, как с горькой иронией выразилась Альбертина, небольшой круг собственных придворных, как светских, так и деловых. Ох уж эти разорившиеся французские и итальянские графы и графини! Эти английские джентльмены с титулами, но без средств! Все были рады угождать ему за деньги и рекомендации (Клойда), которые Фил всегда был готов предоставить. И какие поручения они для него выполняли! Приобретались предметы искусства, потом продавались нуворишам, и все это осуществлялось путем всевозможных интриг! Я бы назвал эту коммерческую историю почти постыдной. И все же я много раз спрашивал себя, действительно ли Фил-бизнесмен настолько порочен. Должен ли он был оставаться кому-то другом, если все в этом мире надевают маску дружбы лишь ради наживы? Да и мог ли он им быть? А был ли он верным мужем и искренним любителем искусства? Иногда я об этом задумывался, потому что в зависимости от ситуации Фил выглядел то увлеченным, то отстраненным, то безразличным, но в то же время неизменно оставался очень сердечным, учтивым, счастливым и веселым. Я не уставал о нем размышлять.

Все же в определенном смысле он был мне симпатичен, что иногда казалось неразумно, но я относил это в основном к моей способности выслушивать его фантастические, почти до нелепого языческие суждения о том, из чего состоит порядок, честность, мудрость, хорошая политика – иными словами, все, что окружает нас на этой достойной, но абсолютно не поддающейся расшифровке сцене. Иногда я смотрел на Фила в совершенном изумлении, ибо казалось, у него напрочь отсутствует совесть, несмотря на отзывчивость, доброжелательность и сочувствие, которые так же легко им отдавались, как и принимались.