– Будьте осторожны! – предупредила она. – Не забывайте, что в доме слуги.
– Да, знаю.
– И Фил может прийти.
– Да, я все знаю. Но вам, Альби, я дорог?
– Да.
– Очень?
– Да, очень.
– Ну тогда…
Я придвинулся ближе. Но она покачала головой:
– Нет, этого не будет! Никогда не будет! И не надейтесь, потому что ничего не получится! Я знаю!
– Но почему?
– Потому что не будет, и все!
– Почему?
– Потому что я многим обязана Филу. Очень многим! Это было бы ужасно! И я бы себе никогда не простила. Не смогла бы! Да и я не такая сильная, как вам кажется. Я трусиха, боюсь за него, за себя, за всех. Вам этого не понять. Но это так. К тому же… – Она остановилась и посмотрела на меня.
– К тому же – что?
– Я боюсь вас.
– Меня?
– Да. Вы же себя знаете. Вы не можете целиком отдаться чувству. В вас этого нет. Вы любите жизнь, красоту, в вас есть любовь не только ко мне – к кому угодно! Например, к Ольге!
– Знаю, – сердито сказал я. – Но вы же сами все понимаете. И нас тянет друг к другу. Ведь вы не станете этого отрицать?
– Нет.
– И сильно тянет, правда?
– Да, но все равно я не соглашусь! Не могу! Слишком многим я обязана Филу. Думаете, я сумасшедшая, но, раз уж мы зашли так далеко, могу вам признаться, что я знала, что когда-нибудь между нами произойдет такая сцена. Знала, когда мы впервые встретились. Это было на концерте, помните? Но я также знала, что не смогу изменить Филу. Я буду страдать, но ничего не поделаешь.
Я придвинулся и обнял ее одной рукой. Быстро, словно собираясь меня оттолкнуть, она повернулась ко мне, и я крепко ее прижал. Ее лицо побелело, точно воск, губы коснулись моих. Потом так же быстро, что я даже не успел ничего сказать, она отпрянула и поспешно ушла в соседнюю комнату.
– Подождите, – почти холодно бросила она. – Я сейчас вернусь.
Минут десять или пятнадцать я сидел в одиночестве и размышлял. Меня удивила эта странная сцена. И ведь ничто ее не предвещало. Когда Альбертина снова появилась в комнате, она выглядела свежей и спокойной. У нее в руках были розы, которые она поставила в вазу на столе. Потом она стала включать везде свет, переставлять и раскладывать предметы. Но как только я попытался снова ее обнять, она отстранилась.
– Нет, больше не надо, – сказала она бесстрастно.
– Но ведь ты только что призналась, что дорожишь мной, разве не так?
– Так.
– И это правда?
– Да, каждое слово правда. Но это не приведет ни к чему хорошему ни тебя, ни меня. Не может. Не приведет. А если ты будешь настаивать…
И она посмотрела на меня пытливо, озабоченно, немного вызывающе.
Я был расстроен, рассержен, но не зол; она так мне нравилась, что я не мог уйти и отказывался ей верить. Мы все говорили и говорили, пока в полночь не пришел Фил. К тому моменту мы решили, что останемся самыми лучшими друзьями. Она может рассчитывать на мою самую верную, бескорыстную дружбу, а я на ее. Куда бы они ни переехали, я, если получится, всегда смогу бывать у них. Она будет так рада! И она сделает для меня все – мне достаточно только сказать, – ибо я должен помнить, что она любит меня, правда любит, и очень сильно! И я ушел, уверенный, что весьма скоро буду обладать этой женщиной, несмотря на все ею сказанное.
И все же, хотите верьте, хотите нет, после похожих эпизодов – одних более, других менее страстных, но всегда тайных – я так и не смог добиться, чтобы она пришла ко мне на свидание, о котором нам даже удалось условиться, какое бы время и место ни было назначено. Все продолжалось в том же роде, она не переставала сопротивляться, хотя неизменно снова и снова уверяла меня в своей любви – она всегда будет любить меня и мне не надо бояться, что ее чувства когда-нибудь переменятся. Ах, если бы я знал, как ей приятно, какое ее охватывает волнение, когда я неожиданно, без предупреждения вхожу в комнату или когда она вдруг слышит мой голос по телефону! Неужели я не понимаю? Только обязательства перед Филом заставляют ее отказываться от удовлетворения моих желаний. Ибо, честное слово, она хорошо относится к нему, помня о прошлом и испытывая благодарность за настоящее. Но то, что происходит между нами, подобно горящему пламени! Ужасно! Эти чувства делают ее почти больной, но зато придают мужества и вселяют надежду, и жизнь становится сносной. Неужели я ей не верю? Но она не может быть со мной. Я должен подождать – подождать, пока что-нибудь изменит ее, сделает достаточно сильной, чтобы преодолеть свою благодарность и сочувствие к Филу и набраться решимости, чтобы получить то, чего она хочет больше всего на свете.
Но в конечном счете, почти вопреки Альбертине, все произошло, хотя наши отношения продолжались с переменами настроения и периодами сожалений, даже ссор и временных расставаний почти три года и завершились наконец теплой и долгой дружбой.