Галерея женщин

И вдруг ее осенило. Ведь она вышла из квартиры с пустыми руками. А как же одежда? А деньги? Она не Шайб, который всегда ходит в чем придется. Короче говоря, Эмануэла решила на этом сыграть и, усевшись в такси, спросила, не позволит ли он ей сперва заехать в банк и обналичить чек? У нее нет с собой никаких вещей. Может быть, он сходит с ней в магазин и поможет выбрать что-нибудь из одежды? Ее просьба застигла его врасплох. Потом Эмануэла вспоминала, как он подозрительно уставился на нее – и наконец согласился. Только без глупостей, он все время будет рядом! Одно слово, одно движение – и… Он снова пригрозил ей ножом. Она похолодела от страха. Да, тут было о чем призадуматься. Возле банка на Пятой авеню такси остановилось, Шайб вышел первым и сопроводил ее до двери, а внутри – до стойки, где она у него на глазах выписала чек. И что же дальше? На ее удачу, в банке была дамская приемная, куда она и зашла обналичить чек, предварительно попросив его не сердиться и не беспокоиться. Уж такие здесь порядки! Пусть обождет ее в дверях. Он стал на пороге, а она подошла к окну кассирши и, пригнувшись, еле слышно сказала: «Пожалуйста, прошу вас, ничего не говорите! Тот человек в дверях сумасшедший. Помогите! Он может убить меня!» Кассирша сделала вид, что внимательно изучает чек, а сама нажала на тревожную кнопку, и в мгновение ока за спиной Шайба выросли два охранника, заломили ему руки и повели куда-то. Обернувшись, Шайб крикнул Эмануэле: «Ты предала меня! Но я еще вернусь за тобой!»

Представьте мое состояние, когда я узнал об этом! Да, Мункхоф постоянно шутил, что Шайб неравнодушен к Эмануэле, только я не верил ему, – наверное, просто не хотел верить. И вот доказательство. Недаром же Шайб явился к ней, а не к другой, хотя у него было полно знакомых девушек. Значит, мы с ним жертвы одной и той же страсти. Но так ли? Несмотря на ее сопротивление, а может, и безразличие, я, в общем, неплохо жил. В конце концов, мало ли девушек на свете, и не все ледышки! А Шайб… Вот кто бескомпромиссный герой. Возможно, в своем одиночестве он мечтал о ней так страстно, как я и не умел. А теперь бедняга лишился разума и его заперли в сумасшедшем доме, чтобы он больше не доставлял хлопот ни ей, ни мне, ни всем остальным. Выходит, я… если никто меня не опередил?..

Прошло несколько месяцев – год – второй. Эмануэла уехала за границу, и, не считая редких писем и открыток, я ничего не знал о ней. Ох уж эти письма! Скорее короткие отчеты о том или другом любопытном интеллектуальном опыте. В Италии некто Гордон Крэг создал экспериментальный театр – образец чистого искусства. Очень интересно. Она сейчас исследует его метод. Какой-то Жак-Далькроз изобрел систему ритмических упражнений и где-то там проповедует ее среди восторженных поклонников. Эмануэла тоже приобщилась. Еще то ли в Греции, то ли в Риме, сейчас уж не помню где, знаменитая американская танцовщица открыла свою школу. Эмануэла опять тут как тут. Но ни разу ни единого слова про любовь или намерение выйти замуж. Только интеллект, голый интеллект и строго рассудочный подход к искусству, всегда и во всем только холодная, бесстрастная идея. Так я считал – или сам убеждал себя в этом, не знаю.

И вдруг после двухлетнего отсутствия она вернулась. Точнее, ей пришлось вернуться в связи с какими-то семейными обстоятельствами, о которых я узнал лишь годы спустя. Через некоторое время она возобновила свои специфические отношения со всей переменчиво-постоянной действующей армией богемного фронта Нью-Йорка. В отличие от тех, кто сошел со сцены, или сложил оружие, или погряз в семейной жизни, Эмануэла, как и прежде, была на коне, все такая же эмоционально безучастная, только лет на пять-шесть старше. В каком-то смысле это постоянство даже радовало, в каком-то удручало, подтверждая гипотезу о некоем душевном изъяне.