Но несмотря на свою или ее решимость, мне не так-то просто было покончить с ней. Куда там! Начать с того, что зимой я снова встретил ее в клубе А. В продуваемом сквозняками фойе она скинула с себя кроваво-красный бархатный плащ-накидку точно таким же быстрым, небрежным движением, каким примерно год назад скинула голубой. И мое сердце вновь пустилось вскачь! Ах, эти безмятежные серо-голубые глаза… Эта гладкая, мягкая, нежная кожа… А поступь! Должно быть, так ходила богиня-охотница Диана. Несмотря на размолвку, она сама подошла ко мне. Как у меня дела? Живу все там же? Она была в разъездах, от квартиры в Ист-Сайде отказалась и живет сейчас с матерью, которая приехала в Нью-Йорк погостить у нее. Кстати, она скоро заедет за ней – около половины двенадцатого. Не хочу ли я познакомиться с ее матушкой? Она с удовольствием представит меня. А пока, может быть, потанцуем?
Без особого энтузиазма, поскольку наш последний разговор крепко запомнился мне, но не в силах противиться жару в крови, я согласился. С радостью! И с матушкой ее тоже рад буду познакомиться. Чему ты, собственно, радуешься, спрашивал я себя, на что тебе и она, и ее мамаша? Давно ли ты принял решение не иметь с ней больше никаких дел?.. Увидев Эмануэлу в фойе, я довольно успешно настроил себя на непримиримый лад, и если бы не одна знакомая, снимавшая номер здесь же, в клубе, с которой я договорился о позднем свидании, то сразу ушел бы.
Но когда Эмануэла сама, первая, подошла ко мне, я растаял. Несмотря на внешнюю холодность, в ней появилось что-то вселявшее надежду. Самое время сломить ее абсурдное сопротивление и заставить ее раскрыться навстречу мне! Пора пробить эту сросшуюся с ней броню Минервы, броню бесстрастного, исследовательского интеллекта! Эх, если бы! От вида ее округлых, женственных рук, шеи, талии, бедер, груди меня пронзали огненные молнии. Мысли, прямые, как луч света, обессиливающие, как знойный полдень, нахлынули на меня. Мне представлялось, что мы одни и у нас нет тайн друг от друга. И хотя она еще сопротивляется, я близок к победе. Но победное чувство длится лишь долю секунды, сменяясь ощущением, что я не могу больше терпеть эту боль: сгорать от желания и не получать желаемого. И тотчас наступает реакция – неприязнь, почти что ненависть, меня так и подмывает сказать что-нибудь грубое, оскорбительное и уйти, хлопнув дверью… Но стоило мне увидеть, как она идет ко мне, мной овладело слепое желание покорить ее, и я не сдвинулся с места. Потом мы танцевали, глядя друг другу в лицо. У меня на языке вертелся нескромный вопрос, однако из-за всей предыстории наших отношений я обуздал себя… и сразу проникся к ней ненавистью: убить ее мало!
В тот раз, так же как и раньше, я испытал разочарование. Так же, да не совсем. В ее манере появилась какая-то мягкость или вкрадчивость – не подтвержденная словами, – и эта новая нота пронизывала всю нашу встречу. Возможно, мне померещилось. Она призналась, что давно хотела написать мне, но не решилась. Со мной так трудно. А между тем она часто думает обо мне с теплотой и симпатией, только ей приходится одергивать себя, потому что я постоянно приписываю ей то, чего в ней нет. Ну в самом деле, разве нельзя поддерживать добрые отношения с кем-то – с девушкой вроде нее – и не ждать, не требовать от нее невозможного, не принуждать ее, коли не хочет? Она будет честна со мной. В сексе для нее есть что-то глубоко противное. Сама мысль об этом внушает ей смертельное отвращение. Как я этого не понимаю? Смогу ли понять?.. А я все ломал голову, врет она или не врет (совершенно не беря в расчет очевидной в ее случае патологии: она наполовину фригидна, наполовину нет), и мне не хватило то ли ума, то ли смелости высказать ей все, что у меня накипело. При этом ее красота!.. Как быть? Нет ли шанса преодолеть ее вечную уклончивость? Я дошел до того, что начал подумывать, нельзя ли в самом деле удовлетвориться ничем не омраченными товарищескими отношениями – совместные прогулки, доверительные беседы, откровенные признания, все как у брата с сестрой, – и ни о чем другом даже не помышлять. Ну нет! Еще чего! Что за бред!.. О чем я прямо так ей и заявил. Мужчины сделаны из другого теста. Я, во всяком случае. А будь я иным, сразу бы ей разонравился. Напрасно она тешит себя пустыми, бесплодными, противоестественными фантазиями. Господи, для чего дана ей такая красота?
– Как с тобой трудно! – вздохнула она и больше не прибавила ни слова.
– Уж как есть, – ответил я.