Галерея женщин

Не захочу ли я навестить ее? У них очень красиво, все удобства, прекрасный вид и своя машина в придачу. Собственно, в этом и состоит цель ее письма – позвать меня в гости. Отец с матерью живут во флигеле с отдельным входом, так что в ее распоряжении почти весь дом. И хотя ей удалось восстановить многие старые связи, единственный человек, которого она по-настоящему хотела бы видеть, – это я. Почему бы мне не приехать к ней на какое-то время, пожить, поработать, – скажем, на лето, если меня это устроит; впрочем, и зимой двери для меня открыты. Места в доме предостаточно. И я могу не опасаться – больше никаких сцен! За последние годы она очень изменилась. И предлагает мне открытую, честную дружбу, которая опирается на давнюю взаимную симпатию, – по крайней мере, за себя она ручается, хотя прекрасно знает, что я всегда сомневался в ее искренности. Это никак не влияет на ее сердечную привязанность ко мне, глубокую и постоянную, даже если порой ее поведение могло показаться мне странным. Не надо слишком сурово судить ее. Да, возможно, я был прав в своем осуждении. Она все чаще приходит к такому выводу. Но сейчас у нее точно нет никакой задней мысли. В этом я могу на нее положиться. Не соглашусь ли я приехать?

После долгих размышлений я решил, что не поеду и ограничусь письмом – поблагодарю за приглашение. Однако еще прежде, чем я собрался написать, мне пришлось-таки встретиться с ней. В холодный, хмурый, дождливый ноябрьский день Эмануэла сама заявилась ко мне – в непромокаемом синем плаще с капюшоном, в кепи, перчатках и с зонтом. Но ее внешность… как бы помягче выразиться… словом, в ее внешности произошли перемены. Дело не в том, что она погрузнела, – судя по всему, здоровья и энергии ей по-прежнему было не занимать. Но даже при моем тусклом освещении сразу бросалось в глаза, что ее кожа утратила свежесть, взгляд наполовину потух, а в походке нет пленительной упругости и свободы. Ну а в остальном – что ж, вполне еще ничего.

Как мои дела? Она не получила от меня ответа на свое письмо. Но мы ведь по-прежнему друзья? Я с улыбкой заверил ее, что да, конечно. Опять рассказ о прелестях ее нового дома, хотя я чувствовал, что это только предлог – не для того она пришла. Раздевшись, Эмануэла решительно села в большое кресло перед камином и подперла рукой подбородок. Некоторое время она молча смотрела на огонь. Никогда я не видел ее такой притихшей и задумчивой. Где гордая осанка, твердая воля, уверенность в своей правоте? Все как-то стерлось, сгладилось.

– Сдается мне, жизнь не балует тебя, как некоторых? – наконец нарушила она молчание, взглянув на меня. – Тебе бывает нелегко, я знаю. – (Снова пауза.) – Но ты не падаешь духом.

– Такой молодец, – язвительно подхватил я.

– Ну, это всяко лучше, чем сдаться. – И она опять уставилась на огонь в камине.

Я понял, что дело неладно.

– Что случилось, Эмануэла? – наконец прямо спросил я ее. – По-моему, ты пришла рассказать мне о чем-то. О чем же?

– О, если тебе угодно, речь обо мне – о моей жизни. Даже не знаю, с чего начать. Мне кажется, что я вроде бы и не жила, – после стольких лет довольно насыщенной жизни! Как будто только сейчас… или в последние два-три года у меня раскрылись глаза и я начала видеть вещи такими, как они есть. Довольно неприятное открытие. Знаю, знаю, что ты скажешь: я сама виновата, все могло быть по-другому. Наверное – если бы я сама была другой. Не наверное, а точно: все сложилось бы иначе. Но как стать другой, если ты не сделана другой? – Она посмотрела на меня так, словно ожидала услышать от меня что-то новое.

– Ты пришла задать мне этот вопрос?

– Ах, нет. Ты сам понимаешь, что не в этом дело. Просто сегодня у меня отчего-то скверно на душе, тоска заела.

– Это все, Эмануэла, больше ничего?

– Нет, не все, – помедлив, с нажимом ответила она, и в ее тоне я уловил тревогу. – Есть еще кое-что, о чем я давно хотела тебе рассказать. Не знаю, к кому, кроме тебя, я могла бы обратиться, кто еще захотел бы помочь мне… Это касается моих родителей. Я писала тебе, что у отца был удар. Но опустила разные подробности, так как думала… Ну, в общем…

– В общем?.. – повторил я выжидательно, поскольку она замолчала.