Галилей и отрицатели науки

Книга Фоскарини характеризовалась блестящим логическим изложением. Нет никаких сомнений, объяснил он, что открытия Галилея однозначно сделали систему Коперника намного более достоверной, чем была Птолемеева. Исходя из верности коперниканской космологии и считая бесспорным, что Писание всегда отражает истину, Фоскарини утверждал, что между ними не может быть никакого противоречия, поскольку истина всегда одна. Следовательно, заключил он, должна быть возможность примирить на первый взгляд проблематичные фрагменты Библии с коперниканством. Именно это Галилей неустанно твердил. Фоскарини, изучив множество дискуссионных библейских отрывков и сгруппировав их в шесть категорий, сумел предложить некоторые принципы истолкования, которые позволяли устранить все противоречия. Фоскарини так объяснял причину написания книги: если в будущем окажется, что коперниканство истинно, Церковь получит возможность использовать его новые толкования спорных текстов для того, чтобы избежать неприемлемого вывода о ложности Библии.

В заключении Фоскарини сделал два важных наблюдения. Первое касалось понимания библейского языка:

Писание служит нам, говоря в простонародной и обыденной манере; ведь с нашей точки зрения, представляется, что Земля недвижимо покоится в центре, а Солнце обращается вокруг нее, а не наоборот. То же самое происходит, если люди перемещаются в маленькой лодке в море вблизи берега; им кажется, что берег движется и отодвигается от них, а не что они сами двигаются вперед, как обстоит в действительности[131].

Второй важный аргумент Фоскарини потрясает своей смелостью. “Церковь, – рассуждает он, – не может ошибаться лишь в вопросах веры и нашего спасения. Однако Церковь может ошибаться в конкретных суждениях, в философских размышлениям и в других доктринах, не касающихся и не затрагивающих спасения”.

Чези считал, что книга Фоскарини “не могла появиться в более удачное время”, “разве только цель ее появления – усилить ярость наших противников и причиняемый ими вред, во что я не верю”, – писал он[132]. Судя по дальнейшим действиям Галилея, он разделял его мнение, по крайней мере вначале. К сожалению, они оба ошибались. Церковный деятель Джованни Чамполи, впоследствии секретарь папы римского Урбана VIII и член Линчейской академии, предсказал в письме, написанном Галилею 21 марта 1615 г., что инквизиция запретит книгу Фоскарини. (Возможно, у Чамполи была инсайдерская информация.)

Первая реакция на книгу Фоскарини последовала в виде мнения теолога-анонима. В первом абзаце он объявил взгляды Фоскарини на коперниканство “скоропалительными”. В своей документированной “Защите” Фоскарини решительно отверг эту характеристику, вновь настойчиво подчеркнув, что имеется четкое различие между вопросами веры и морали, с одной стороны, и связанными с натурфилософией и наукой – с другой. Касательно последних Фоскарини повторил свое предположение, что “Священное Писание не должно истолковываться иначе, чем соответственно тому, что человеческий разум сам вывел из натурного опыта и что явствует из бесчисленных данных”.

Фоскарини отправил экземпляр своей книги и “Защиты” кардиналу Беллармино для оценки, и кардинал ответил 12 апреля 1615 г., подчеркивая три момента:

Во-первых, я скажу, что, как мне кажется, вы, Ваше Преподобие, и синьор Галилей поступаете предусмотрительно, довольствуясь тем, что говорите ex suppositione (предположительно), а не абсолютно, как, во что я всегда верил, говорил и Коперник. Потому что сказать, что предположение о движении Земли и неподвижности Солнца позволяет спасти все явления лучше, нежели с помощью эксцентров и эпициклов, – значит выразиться прекрасно, и такое утверждение не повлечет за собой никакой опасности, а для математика этого будет вполне достаточно[133].

Формулировки этого письма явно свидетельствуют, что это скорее совет, чем одобрение, как для Фоскарини, так и для Галилея, несмотря на то что письмо Беллармино даже не было адресовано Галилею.