Галина Волчек как правило вне правил

Денис Евстигнеев с отцом

С мамой

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Мы так спокойно жили. Обустройство нашей первой квартиры на Кутузовском — это было на мне. На молочную кухню в основном Женя ходил. Он мамой был больше, чем я. Первым вскакивал к Денису, когда тот начинал плакать. И еще смешно было, когда мы жили напротив Дома игрушки. Женя все время приносил Денису надувные шары: сколько раз за день приходил домой, столько и покупал. На шары ему хватало денег. Я только боялась, что шары эти лопнут и ребенок испугается. Не дай Бог, заикаться начнет.

— А ревность? Это свойственно было Евстигнееву?

— Он закрытый, очень закрытый был человек. Может, оттого, что все в себе держал, у него и инфаркт случился. Ревновал ли он? Не знаю. У нас были замечательные, за-ме-ча-тель-ные отношения, которые допускали даже легкомысленные флирты. Но предательства — этого с нами не могло быть.

Денис с няней Таней, она у них с мамой была одна

1968 {МОСКВА. ПЛОЩАДЬ МАЯКОВСКОГО. «СОВРЕМЕННИК»}

Время как будто раздвигает стены театра на Чистых прудах, преломляя, как в зеркалах, толпу счастливой молодежи на площади Маяковского рядом с дорогим рестораном «Пекин». Мелькают набирающие популярность лица — Табаков, Кваша, Толмачева, Дорошина, Покровская… Они вываливаются из театра, бегут к «Волге» и набиваются в нее штабелями. Мчатся по ночной Москве, разрывая тишину спящего города.

Милицейский свисток тормозит пробег «Волги». Лейтенант надвигается на машину.

— Ваши документы. Вы знаете, что в автомобиле может ездить не более пяти человек? А у вас… Ой!

Суровый голос лейтенанта на глазах тает.

— А нас — много, — улыбается Ефремов.

— Здравствуйте, товарищ Ефремов. Я вот «Три тополя на Плющихе» смотрел. Вы там таксиста играли. Вот…

— Так точно.

Неотразимая улыбка Ефремова, как портрет в хорошей раме, оттеняется улыбками красивых актрис.

Они были молоды, красивы, обаятельны. Наглость успешной молодости действовала завораживающе. Однако за улыбчивым фасадом скрывались жесткие и даже страшные вещи. Говоря сегодняшней лексикой, «Современник» был таким ЗАО со своим уставом, соответствовать которому мог далеко не каждый. А тот, кто осмеливался сунуться со своим уставом в этот «монастырь», тут же объявлялся «нахалом» и выталкивался взашей.

Бессонные ночи, ночные репетиции были такой же нормой, как и знаменитые собрания «Современника», известные в Москве под названием «китайская пытка». Это когда в глаза говорили правду, невзирая на лица, — Ефремову, основателям театра, новым артистам, буфетчикам…

АВАНГАРД ЛЕОНТЬЕВ, артист «Современника» с 1968 года: — Легенды об этих собраниях были настолько мощные, что мы в школе-студии МХАТ под их влиянием тоже устраивали свои обсуждения. Так и говорили: «Как в „Современнике“».

Когда Леонтьев был принят в труппу театра, он на себе почувствовал, что такое повышенный уровень откровенности, и уверяет, что это болезненно и полезно одновременно. Это воспитывало и закаляло.

С Львом Круглым в спектакле «Два цвета»

Очередь за билетами в «Современник»

«В поисках радости». Савина — Галина Волчек, Леонид Павлович — Олег Ефремов

«Назначение». Лямин — Олег Ефремов, Мать — Галина Волчек

Так всегда голосовали в «Современнике»

ЕЛИЗАВЕТА КОТОВА, завлит «Современника» с 1963-го по 1977 год: — Обычно, когда обсуждали пьесы или чей-то показ, все собирались в фойе. Я помню, Олег Ефремов прочитал «Традиционный сбор» — новую пьесу Розова. Пьесу разгромили, зарубили и кричали при этом: «Не надо ставить!» Олег Николаевич еле уговорил артистов начать репетировать. И даже не репетировать, а только попробовать репетировать.

Да что там чья-то пьеса… «Чайку» самого Ефремова труппа не приняла и зарубила после первого же прогона, и худрук по прозвищу Фюрер ничего не смог сделать. Об использовании служебного положения даже в благих целях не могло быть и речи.