Галина Волчек как правило вне правил

— На уличные знакомства мы с ней не покупались, а вот до писателя из Тбилиси снизошли: писатель — другое дело. Он пригласил нас к себе на дачу на обед. Галка мне шепчет: «Чур, ни на шаг от меня, договорились?» А писатель расхрабрился, угощает, вина подливает. Когда Галка вышла, шепнул: «Подруга, погуляй по саду». А я ему на голубом глазу: «Не хочу».

«Баллада о невеселом кабачке». Сцена из спектакля

Писателю ничего не оставалось, как довольствоваться девичьей трогательной дружбой. Такая же участь постигла архитектора и еще каких-то творческих сынов кавказского народа. Дело чуть не кончилось плохо.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВА: — Однажды ночью к нам в номер раздался зверский стук в дверь. Галка испугалась: «Доигрались!» Сделали вид, что нас нет, а утром сбежали в Одессу, там Евстигнеев снимался.

И актриса живописует, как Евстигнеев — худющий, долговязый, в полосатой тенниске, ждал их в Одессе на причале. Почему-то стесняясь, держал маленький букетик цветов за спиной. Но уж такой он был человек — терпеть не мог сантименты разводить и прятал чувства за небрежностью.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Смешно было. Женя небрежно так бросил: «Поедем ко мне. У меня „люкс“». Поехали, а «люкс»-то оказался номер за рубль двадцать, в таком старом дощатом доме.

1961 {МОСКВА. ПОЛИТЕХНИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ}

Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
                      как еврей,
и потому —
                     я настоящий русский!

Читает со сцены Евтушенко. Он взмахивает длинной рукой, как большая птица — крылом, в такт собственным строчкам. Бедно одетые студенты — клетчатые рубашки, немаркого цвета блузки — с трепетом и восторгом смотрят на смелого поэта. Что он такое говорит о войне? Его лицо искажает боль.

— Что-то мне нехорошо, — говорит Волчек Евстигнееву тихо.

Искусство на ее беременность действовало возбуждающе. Она заметила это еще на концерте знаменитого французского мима Марселя Марсо, выступавшего в то время в Театре эстрады.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Я пришла на концерт, села — все вроде бы нормально. Неплохо себя чувствовала, и токсикоз, который мучил меня всю первую половину беременности, совсем уже прошел. Началось действие, музыка, Марсель Марсо на сцене… А я чувствую, что мой ребенок заходится: живот чуть не подпрыгивает. То ли ему так понравилось то, что я смотрела, то ли он протестовал? Спустя много лет в Греции меня познакомили с великим мимом, и я рассказала, что чуть не родила на его представлении. Как артисту, ему это очень польстило.

Свою беременность она вспоминает как праздник безделья. Живот рос быстро, и Галина смогла выходить на сцену только первые пять месяцев. По наивности пыталась прикрыть на сцене округлившийся живот — то поворачивалась к залу почти спиной, то срывала с плеч косынку и крутила перед животом. Когда же в ее состоянии выходить на сцену стало совсем неприлично, она отдалась всем тем женским штучкам, до которых у нее руки прежде не доходили.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Я никогда так часто не делала маникюр, как в этот период. Я и сейчас прячу руки с облупившимся лаком на ногтях, потому что не успеваю раз в неделю заезжать в парикмахерскую. А тогда…

Тогда, сорок лет назад, в ее жизни было торжество искусства ухода за ногтями и портняжного дела. В последнем, к которому Волчек была всегда неравнодушна, она отвела душу и проявила чудеса изобретательства. Она вполне могла бы получить патент на изобретение модной одежды для беременных, если бы таковая существовала в то время. Ее творческая натура протестовала против уродливых платьев «Москвошвея», так безобразно раздувающихся на животах будущих мам.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Меня раздражало и бесило это уродство. Долго думала, соображала, как сделать, чтобы юбки, в которых я ходила до беременности, оставались узкими и во время нее. Взяла свою юбку, дала подруге и сказала: «Вырезай дырку от пояса до окружности живота. Пояс надо посадить на резинку, а дырку сверху прикроем кофтой».

Нехитрым способом она получила узкую юбку, к которой прилагалась широкая кофта. Эффектная фурнитура — две большие металлические пуговицы и бахрома на воротничке — призвана была, по идее автора, отвлечь внимание от ее естественного состояния. Правда, мужская часть театральной общественности отреагировала на костюмные выкрутасы Волчек по-своему. Главный режиссер театра сатиры Валентин Плучек, встретив Волчек на каком-то приеме в модном прикиде, сказал: «Тебе о Боге сейчас думать надо, а ты все модничаешь».