Галина Волчек как правило вне правил

Критика мэтра не остановила актрису в ее вещественных изысканиях, и она продолжала совершенствовать искусство кройки и шитья для беременных. Она не меняла привычного образа жизни: компании, посещение культурных событий — всего этого для семейства Волчек — Евстигнеева беременность не отменяла.

Вот и в тот вечер октября 1961 года чета направилась в Политехнический музей, где темпераментный, отчаянно талантливый Евгений Евтушенко читал свою поэму «Бабий Яр».

Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
                      как еврей,
и потому —
               я настоящий русский!

Он взмахивал длинной рукой, как большая птица крылом, в такт собственным строчкам. Бедно одетые студенты — клетчатые рубашки, немаркого цвета блузки — с трепетом и восторгом смотрели на смелого поэта.

Еще на подступах к Политеху, ставшему в то время центром всего прогрессивного искусства, Галина ахнула: толпа осаждала музей, и милиционеры едва сдерживали напор желающих пробиться на поэтический вечер.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Я инстинктивно так обхватила живот, посмотрела на Женю. Он взял меня за руку и умудрился как-то провести через все кордоны. Евтушенко начал читать. Я очень любила его — такой он неравнодушный, яркий. И все вокруг с горящими глазами его слушали, каждое слово ловили. А я…

«Жень, что-то мне нехорошо», — сказала я мужу. Прислушалась к себе. А в животе мой ребенок такое вытворял. Марселя Марсо вспомнила и еще с ужасом посмотрела назад — как выбираться через такую толпу, если совсем плохо станет.

К счастью, обошлось, и восторженные физики, помешавшиеся на лирике, беременную Волчек не растоптали. И тем не менее под воздействием поэмы «Бабий Яр» и того, как ее талантливо читал автор, у Волчек с ночи начались схватки.

ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО: — Схватки у Волчек начались, по-моему, на строчках:

Мне кажется —
                      я — это Анна Франк,
прозрачная,
                     как веточка в апреле.
И я люблю.
                     И мне не надо фраз.
Мне надо,
     чтоб друг в друга мы смотрели.

Впрочем, за точность не ручаюсь.

Чуть ли не на следующий день Галина Волчек родила мальчика. Его назвали Денисом. И в последующие годы не существовало более яркого доказательства воздействия искусства поэта на публику.

1960 {МОСКВА. КОМНАТА НА КУТУЗОВСКОМ ПРОСПЕКТЕ}

— Что это, Женя? — спрашивает Волчек. Она обходит нечто колоннообразное, упакованное в газетную бумагу.

Евстигнеев довольно смотрит на супругу.

— Подожди, сейчас-сейчас.

Берет ножницы и подступается к «колонне».

— А может, не надо резать? Пусть так стоит.

Он снисходительно смотрит на нее и вспарывает «колонну».

Они строили семью параллельно со строительством «Современника». Волчек — Евстигнеев: Галя и Женя, Женя и Галя… — образцово-показательная пара, образцовость которой особенно ощутима на фоне беспорядочных актерских связей и разрушающихся браков. Олег Ефремов успел разойтись с Лилией Толмачевой и соединиться с Ириной Мазурук, с которой прожил недолго. А затем — жениться на Алле Покровской. Другие… А Волчек с Евстигнеевым если бы были убежденными коммунистами, то могли бы стать блестящей рекламной парой — ячейкой коммунистического общества.

Как человек, хорошо знавший, что такое бедность, Евстигнеев мечтал о состоятельной жизни и иногда намекал жене на некое наследство, которое ему когда-то может обломиться. Однажды это наследство материализовалось в их комнате, куда Женя принес нечто похожее на распухшую колонну, прочно завернутую в газетную бумагу. Глаз у него горел.

— Что это, Женя?

— Подожди, сейчас-сейчас.

Берет ножницы и подступается к «колонне».

— А может, не надо резать? Пусть так стоит.

Он снисходительно посмотрел на жену и вспорол «колонну».

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — После того как Женя содрал все газеты, я увидела… пальто. Здоровое, тяжелое, как кол. Оно не падало, оно стояло. Было из дорогого по тем временам материала, и воротник был бобровый. Что делать было с ним, совершенно непонятно.

Впрочем, колоннообразному драповому раритету быстро нашлось применение: как только молодожены обнаруживали пустые карманы, его относили в ломбард и на эти деньги доживали до получки.

При широком образе жизни, который вела чета Волчек — Евстигнеев, двух актерских зарплат не хватало на то, чтобы заплатить за съемную комнату вперед. Хозяева отказывали артистам, и те срочно съезжали на запасной аэродром — в коммуналку к Вере Исааковне на Полянку. Там они жили до очередной получки и на образовавшийся капитал снимали очередную полуподвальную или чердачную комнату и ни в чем себе не отказывали.