Церковь, чью деятельность как представителя интересов народа мы обещали выше проследить, достигает при второй династии наивысшей степени могущества и заставляет захватчиков трона дорого заплатить за святой елей, который она изливает на их головы: папы применяют в отношении мирских дел право творить суд, которое они получили в отношении дел духовных; однако первые опыты этой папской власти делаются с демократической целью: случалось так, что сыновья тех, кто отдавал земли монастырским общинам — а не надо забывать, что монастырские общины это и есть народ, — порой желали вернуть эти земли целиком или частично, и тогда монахи жаловались аббату, аббат жаловался епископу, а епископ — папе. Папа же требовал у короля или у вождя, незаконно присвоившего землю, вернуть народу то, что принадлежит народу, как Иисус некогда дал совет отдавать кесарю кесарево, и, если грабитель отказывался выполнить это требование, церковное отлучение заменяло, благодаря своему духовному воздействию, светские меры принуждения, которых в те времена у папства еще не было. Вот каким образом излагались подобные отлучения (приводимый нами пример не оставляет никаких сомнений в отношении обстоятельств, в связи с которыми отлучение было наложено).
Подобные опыты, которые утверждают Церковь в ее могуществе, ведут папство к тирании, а прелатов к гордыне: римские папы возводят королей на трон и свергают их оттуда; епископы добиваются преимущества перед сеньорами, первыми упоминаются в грамотах и ставят свою подпись сразу же после королевской; они обладают правом вершить суд, как князья; чеканят монету, как монархи; взимают подати и набирают войска, как завоеватели, и присоединяют захваченные владения к дарованным владениям, а завоевания к пожалованиям. В конце концов Рим при Стефане III делается соперником Рима при Августе, и город на семи холмах все еще заслуживает имени Вечного Города. Мы увидим, как при третьей династии он утратит это влияние, когда, превратившись из демократа в аристократа, предпочтет интересы королевской власти интересам народа.