Галльская кровь. Ледяной ад. Без гроша в кармане

Данное письмо — свидетельство того, что миссис Клавдия Остин находится в полной зависимости от джентльменов. В случае отказа выплатить требуемую сумму ей грозит опасность. Она молит о помощи.

Авторы письма смеют надеяться, что по его получении Серебряный Король не замедлит освободить пленницу. Сигналом к согласию послужит следующее объявление во всех центральных газетах: „Джим Сильвер согласен. Двадцать пять миллионов долларов“.

Только после выполнения данного условия будут вестись переговоры о месте и времени передачи выкупа и об освобождении миссис.

Если связь через прессу покажется неудобной, Серебряный Король может воспользоваться услугами телеграфа. Телеграмму следует послать до востребования в Саутпарк».

Желтый Дрозд выслушал текст с раскрытым от восхищения ртом. Не приходилось сомневаться, что витиеватый стиль Крошки сыграет не последнюю роль на их пути к богатству.

— Здорово! Просто здорово!

— Да, неплохо. Мне обычно удаются такие вещицы, — скромно отозвался Дик, запечатывая письмо. — А кто доставит депешу?

— Я сам. Возьму двух запасных лошадей и передам ее с первым же поездом.

— Но до железной дороги двести миль!

— Подумаешь! Сутки туда и сутки обратно.

— А кто будет стеречь миссис?

— Вы с Сэмом.

— Ладно.

— Прощай, Дик!

— Прощай, Дрозд! Наше богатство в твоих руках.

Читатель, вероятно, уже оценил здравый смысл и изобретательность этого бандита и пройдохи. Выбранное им для заточения пленницы место было расположено вдали от дорог и поселений, а старатели находились всецело во власти того, кто их поит: беспорядки в Нью-Ойл-Сити — яркий тому пример. Оплатив золотоискателям выпивку, Дрозд мог рассчитывать на их поддержку в случае, если Джиму Сильверу придет в голову отбить Клавдию силой.

Вначале все шло гладко.

Оргия развивалась по классическим американским канонам и даже отдаленно не напоминала французские пирушки с легким искрящимся вином, от которого на душе становится радостно и люди шутят, смеются, разговаривают. Как это ни прискорбно, но и во Францию стали проникать крепкие напитки, а с ними тупое и злобное опьянение.

Пили жадно и много, пили за всех и за все: за Желтого Дрозда — он угощал, за Сэма — он наливал, за Крошку Дика — он так интересно разглагольствовал, за прекрасную незнакомку, которую все видели только мельком. Ее неожиданное исчезновение интриговало, и, хотя американцы почти боготворят женщину, раздались довольно смелые возгласы, которые заставили телохранителей пленной красавицы призадуматься.

— Послушай, Сэм, кто она такая? Твоя жена?

— Нет.

— Может, дочь?

— Нет, нет.

— Невеста?

— Да нет же.

— Кто же тогда? Почему прячется?

— Пусть бы пришла, мы бы на нее полюбовались!

— Надоело видеть твою крокодилью рожу. До чего же ты безобразен, Сэм!

— Давай попроси красотку спуститься, скажи ей, мы парни — хоть куда. Умеем веселиться.

— Да, и скажи — джентльмены. Настоящие джентльмены…

— Отцепитесь от меня! — взревел Сэм. — Выпивки вам даю сколько влезет, вот и пейте, пока с вас денег не просят. А иначе…

— Иначе что? Ты нам угрожаешь?

— Да, поберегитесь!

В каждой руке у кабатчика оказалось по револьверу. А то, что стрелять он умел, это знали все. Убить человека ему — все равно, что муху прихлопнуть. Гуляки разом притихли. Сэм тихо выругался:

— Ну и работенку подбросил мне Дрозд, черт его возьми! Правда, деньги пообещал хорошие. Сто тысяч долларов! За такие капиталы я перебью этих шакалов всех до одного.

Попойка продолжалась. О женщине, казалось, все забыли. Наступила ночь. Решив, что Клавдия проголодалась, хозяин распорядился приготовить ужин. Его помощник, сущий разбойник с виду, взялся за приготовление еды профессионально: отрезал от свежей туши бычка, висевшей под потолком, кусок, отбил его поленом и шлепнул прямо на плиту без соли и перца. Так готовят бифштекс на американском Западе. Пока мясо корчилось и потрескивало, шеф-повар разболтал муку в стакане воды, растопил жир на сковородке и вылил в него жидкую кашицу из стакана. Мука была лежалой, вода — с гнилостным оттенком, жир — прогорклым, сковорода — грязной. Но такие пустяки, как комфорт, чистота, а уж кулинарные тонкости и подавно, не значили ровно ничего.