Галстук с тугим узлом

— Вот именно, — похлопал Сергеева по плечу Родионов. — И то, что для этого используется резидентура ЦРУ! Сама по себе эта пленка — не ахти какое доказательство, можно и поспорить, и поартачиться, а вот вкупе с другими доказательствами она очень ценна. Несколько таких вот штрихов, и кое‑кому в Штатах будет не отвертеться. Молодец, Станислав!

— Чистое везение, Олег Иванович! — засмеялся Сергеев. — Даже в мыслях не было мутить такую комбинацию.

— Везение в нашей работе, мой молодой друг, — с шутливыми поучительными интонациями заявил Родионов, — не бывает на пустом месте. Оно всегда есть продукт долгой и кропотливой работы. Хорошее везение всегда заранее подготовлено. Вот так‑то. Ты был готов к этому везению, ты сделал все, чтобы тебе повезло. И оно случилось!

Дорес Батлер вернулась через месяц. Жаркий ветреный сентябрь встретил американскую журналистку на трапе самолета. Придерживая рукой широкую юбку, мисс Батлер спустилась по ступеням на раскаленный бетон. Сергеев ждал ее на автомобильной парковке вместе с Гарри Хейзом. Посоветовавшись, они решили съездить в аэропорт и встретить Дорес без Эдварда Хеммиута.

Женщина заметно охладела к любовнику за последние недели после своего освобождения из плена контрас. Оператор еще пытался восстановить отношения с Дорес, но шансов у него, как считал Хейз, было немного. Гораздо больше их было, по его же мнению, у самого Станислава, но Сергеев клялся всеми страшными клятвами, которые выдумывал для него на ходу журналист, что у него с Дорес никогда и ничего не будет.

Аэропорт Лас‑Мерcедес был построен в столице в 1968 году. Но статусу международного он тогда соответствовал мало: не хватало комфорта, не хватало многих дополнительных услуг для пассажиров. К 1980‑м годам сандинистское правительство смогло изменить аэропорт и с помощью инвесторов довести его до уровня мирового класса. И как водится в странах, где происходили революции, обновленный аэропорт приобрел новое гордое революционное имя. Его переименовали в честь национального революционного лидера Аугусто Сесара Сандино.

В машине было жарко до ужаса, но Сергеев стоически переносил эти мучения, сожалея лишь о том, что долгое пребывание в машине в такую жару не добавляет его одежде приятных ароматов. И от него постепенно будет все больше и больше пахнуть потом. Конечно, в деле, с которым они с Хейзом сюда приехали, это никакой роли не играет, но вот перед женщиной было все же неудобно.

Наконец, стеклянные двери разъехались, появились американка и Хейз с дорожной сумкой на плече. Сергеев приложил к глазам бинокль и стал рассматривать через остекление стен внутреннее пространство аэропорта, насколько это было возможно. Наблюдателей заметить ему не удалось, никто не шел следом за журналистами, никто на них не смотрел. Сергеев понимал, что профессионально организованную слежку ему ни за что не заметить, но все же на душе стало как‑то спокойнее. Да и он сам из машины все это время не выходил. Так что их разговор может пройти незамеченным для посторонних. Тех, кто стоит за Коулманом, который, кстати, куда‑то пропал в последнее время. Даже Родионов не смог установить его местонахождение.

Они ехали по улицам Манагуа, петляя, объезжая квартал за кварталом, без всякой видимой цели. Хейз внимательно следил за дорогой через зеркало заднего вида. По его мнению, слежки за ними не было, прилет в столицу Дорес Батлер, кажется, никого особенно не интересовал.

— Парни, я умираю, хочу кофе, — заявила журналистка, перестав рассказывать о последних новостях из Соединенных Штатов, о которых не пишут в газетах и которые не показывают по телевидению.

— Поехали в Старый город, — предложил Сергеев. — Там есть одно кафе, которое держит турок. Лучшего кофе, чем у него, нет во всем Никарагуа. В это время у Мустафы бывает пусто. Посетители собираются по вечерам и по утрам.

Через несколько минут они сидели под навесом в тени крупных виноградных листьев и пили ароматный и очень крепкий кофе из маленьких фарфоровых, предварительно подогретых чашечек «финджан». Густой кофе с привкусом кардамона очень нравился Сергееву, и он заезжал к Мустафе, когда это было возможно.

— Ну, что удалось узнать? — спросил он, когда из‑за соседнего столика ушла пара пожилых англичанок и они остались на обширной веранде совсем одни.

— Да, я нашла отца погибшего в марте 1983 года пилота Дональда Олни. Старик очень обижен на американское правительство. Он хочет получать за сына повышенную пенсию как за офицера, который воевал в горячей точке за пределами страны. Ему в этом отказали, хотя сам Дональд рассказывал отцу, что их подразделение базируется в Гондурасе, откуда они выполняют полеты в Никарагуа.

— А какую причину смерти сына ему назвали? — удивился Хейз.

— Наплели какую‑то чушь, но в целом не отрицали его героической гибели в результате стихийного бедствия, когда он активно помогал гражданским. И даже вручили отцу медаль за погибшего сына. У него есть официальное свидетельство от Пентагона, я сняла копию.

— А кого‑то из родственников Дженнингса ты нашла?