– Ой, фу, гадость-то какая, – скукожился Лиам, поняв, кого на самом деле целовала Либерсон.
Оттолкнув друга стоявшего за ее спиной и смотревшего новостной сюжет, Эванс бросилась прочь из кухни, спрятавшись в ближайшей туалетной комнате. От тесного пространства уборной, давившего на голову, и тошноты, подступавшей к горлу, девушка, сгибаясь пополам, упала на колени. Она уже думала, что голова сейчас лопнет от звона в ушах, а её в итоге просто вывернет наизнанку, но пара глубоких вздохов плюс немного концентрации, и тошнота отступила. Эванс зажмурилась, выжимая ладони и лоб в холодный кафель, а перед глазами так и стояла картина, как Мира целует его, и он отвечает, мать его, отвечает! Она зажмурилась так сильно, что почувствовала резь в глазах, а на губах ощущался тот самый вкус пепла – горького серого пепла.
Сплюнув мерзкий землистый привкус, Эванс все же разлепила веки, в надежде, что картину смоет потоком воды, исчезнувшей в сливе. Образ, переданный съемкой, постепенно выцветал и гас, как затухавший экран, и только после этого, девушка смогла взять себя в руки. Теперь она точно знала ответ на вопрос: может ли утро, когда ту узнаешь о смерти близких, быть еще более отвратительным. Ответом было: «Да, да и еще раз да, черт возьми!». Еще как могло! Что изменилось за прошедшее время? Они с ним были давно знакомы, да, виделись, но целовались – пересчитать по пальцам. А изменилось в итоге все, точнее, одна деталь, менявшая минус на плюс – ее восприятие. Побочный эффект от приема лекарств был не в мышечной слабости и обезвоживании, он крылся в самой сути лечения. Изменив сознание для восприятия чувств других людей, Эванс изменила и восприятия своих собственных, которые выпали из анабиоза и разгуливали в ее голове, в чем нервный импульс их создал: без штанов, стыда и зазрений совести. Теперь, чтобы привыкнуть к ним и не замечать после долгого отсутствия реакцию на малейшие раздражители, требовались огромные ресурсы, а именно: время и опыт, но ничего из этого в наличие у Эванс не имелось. На помощь приходила только всегда спасавшая ее логика. Ничего же страшного не произошло. Мира просто поцеловала человека, спасшего ей жизнь. Ну и что, что они незнакомы. Она всего лишь поцеловала мужчину, умного, интересного… «Стоп», – остановила себя Эванс, когда поток мыслей понес ее совсем в ненужную сторону. Ни с этой целью она глотала колеса, чтобы раскисать, как кисейная барышня и рдеть от пошлых шуток друга. И смирившись, что смотреть на целующегося босса на данном этапе лечения – предел ее эмоциональных возможностей, Эванс собралась и вышла из туалета.
– Ты чего раскисла? – вопрос Лиама прямо в лоб просто сбил ее с ног и едва не заставил опять спрятаться в туалете, обнимая унитаз.
От этого засранца ничего не скрыть. Как ни крути, а Лиам знал ее со всех сторон и как облупленную, и даже лучше самой Либерсон. Ту обдурить можно было в два счета, с Принцессой же этот номер не пройдет, хоть расшибись в лепешку.
– Ничего, – отмахнулась она, почувствовав маленькие уколы подступивших слез в глазах. – Я поеду одна. Встреть мать, – схватив сумку и пальто под вопросительным и удивленным взглядом друга, Эванс пошла по коридору.
– Мышка, – окликнул ее Лиам.
– Я доберусь. Не переживай, – запрыгивая в лифт, Эванс буквально вдавила кнопку подземной парковки в металлическую панель, но Ларссон быстро добрался до кабины и удержал двери от закрытия.
– Он или она? – парень хитро сощурился и склонил голову на бок. Он понял все, и в блеснувших серпентиновых глазах не было осуждения, а чистый интерес.
– Не понимаю, о чем ты, – ошарашено уставившись на него, Эванс отходила к дальней стене кабины, но вот только врать Лиаму было бесполезно.
– Конечно, – друг улыбнулся ей во все тридцать два и отпустил двери лифта. – Я никому не скажу, – шепотом добавил Ларссон в уменьшающуюся щель сходившихся дверей.
– Обещаешь? – Эванс бросилась к закрытым дверям и надеялась докричаться до него.
– Обещаю! – расслышала она ответ, приглушенный металлом кабины лифта и стуком собственного сердца.
***
– И так какие у вас жалобы, Мистер Ларссон? – удивленно уставился на него умудренный опытом доктор – мужчина средних лет со следами усталости на лице, оставшейся после ночного дежурства в неотложке, и от этого слегка грубоватый в общении, и продолжил недоверчиво разглядывать миллиардера в палате бесплатной клиники окружного госпиталя.
– Кроме жалоб на жуткий кофе в автомате? – отшучивался Адам, будто не замечая очевидного диссонанса. – У меня проблемы со сном, – наспех придуманная легенда очень подходила к его нынешнему внешнему виду Адама. – Понимаете, доктор… Встречи, презентации, женщины, алкоголь, – разглагольствовал он. – А потом ты просто не можешь уснуть, думая о том, куда же катится жизнь, – с небывалой легкостью Ларссон разыгрывал богача, пребывавшего в глубоком экзистенциальном кризисе.
– И поэтому миллиардер сидит на приеме в бесплатной клинике наряду с простыми смертными? – подытожил доктор Сэлинджер, окидывая Адама усталым и скептическим взглядом.