Можно было бы возразить, что Шекспир не знал итальянского, и потому ему достаточно было приставить окончание — о для того, чтобы имя стало итальянским (как для нас анекдотический Тояма Токанава — японец). Однако в других пьесах итальянские имена и фамилии у него достаточно правильны (например, в «Ромео и Джульетте»). Датские и немецкие имена он несомненно знал — почему бы ему было не назвать своих «датчан» Эриком, Амундом и Вальдемаром, Офелию — Аспазией, итальянца Франческо, а не Франциско, а Полония не «поляком», а классическим римским или датским именем? Дело в том, что он дал эти «созвучные», но искусственные имена умышленно (как умышленно сохранил нужные для исторических аллюзий римские!), и живут эти люди в «Дании», «Италии», «Швейцарии», а не в Дании, Италии, Швейцарии, и не в Хелсингёре, а в «Эльсиноре». И здесь показательно, что в «неканонических» версиях «Гамлета» и большинство кажущихся «реальными» имён представлены либо в вымышленном, не имеющем прямого соответствия ни в одном из европейских языков виде, либо с более чем странными значениями: Лаэрт (греч.
В тексте мельком упоминаются ещё два имени — кабатчика Иогена (
Итак, место действия и национальность действующих лиц нарочито условны, и шекспировская «Дания» — это некая усреднённая европейская страна, а события в ней — предполагаемая автором общая модель «общеевропейской» политической ситуации и, судя по всему, прогноз её развития в будущем (причём не только в ближайшем, а и в весьма отдалённом — судя по параллелям с древнеримской историей, прогноз может относиться к эпохе через столько же столетий в будущем).