Умножая на число Ф, или деля на (1:Ф), мы получим одинаковый результат.
К золотой пропорции стремится отношение смежных членов
В последние годы появился ряд исследований, открывших золотое сечение не только в архитектуре и музыке, но и в многообразных природных формах.[73]
К сожалению,
Мне представляется, что некоторые из проблем, над которыми ломает голову современное шекспироведение, могут быть решены именно путем пропорционального анализа текстов.
Для доказательства этого тезиса я обратился к «Гамлету», самой знаменитой пьесе всей мировой драматургии.
Оказалось, что пропорции «Гамлета» настроены на гармонию золотого сечения. Речь идет о пропорциях драматического действия, но начнем наше исследование с текстовых пропорций. Поскольку никто не хронометрировал шекспировскую постановку в «Глобусе», ничего другого нам, собственно, и не остается.
Для предварительного анализа я взял пропорции по русскому прозаическому переводу М. Морозова[74]. Этот перевод максимально удобен для подобной работы: если текст записан «в строку», то не надо отдельно считать стихи и прозу, достаточно вооружиться линейкой да калькулятором.
Ремарок при подсчетах я не изымал. В переводе М. Морозова их число минимально, и в пропорциональном отношении ими можно пренебречь.[75]
Результаты, полученные на прозаическом русском переводе, были проверены на английском интернет-тексте[76]. Это электронная версия текста на основе издания 1604 г., которое несколько отлично от так называемого «Первого фолио», вышедшего через семь лет после смерти Шекспира. (В Первом фолио, в частности, уже сделана попытка деления текста на акты и сцены. Впрочем, обрывается она на 2 сцене II акта.)
Впервые «Гамлет» был разделен на акты и сцены в 1676 г., то есть через шестьдесят лет после смерти Шекспира. В соответствии с тогдашней модой актов было выделено пять.
При членении текста на пять актов достигается относительное их равенство. Увы, это, кажется, единственное достоинство такого деления. На афишах и на титульных листах под названием «Гамлет» мы привыкли читать «Трагедия в пяти актах», но еще М. Морозов полвека назад отмечал, что традиционное членение шекспировской трагедии «крайне неудачно». Невозможно, скажем, объяснить, почему после антракта между II и III, а еще между III и IV актами не происходит смены сценического пространства: закончили акт в зале и начали в зале следующий, закончили в комнате, в комнату и вернулись. Динамичного и изобретательного Шекспира, обожавшего перелицовки и перевоплощения, такое «постоянство», пожалуй, могло лишь рассмешить.
Со времен Шекспира и до середины XIX века число актов было нечетным. Пьесы могли либо быть пятиактными, либо трехактными. Если пятиактное деление «Гамлета» неудачно, остается предположить, что мы имеем дело с трехактной пьесой.
Для этого, в частности, и требуется пропорциональное исследование всего текста.
Считается, что в «Глобусе» пьесы играли без антрактов. На этом основании тот же М. Морозов вообще отказался от деления пьесы на акты и сцены. (Что тоже облегчало наши подсчеты.) Но едва ли такой отказ корректен: режиссер Шекспир был вправе ставить спектакль без антрактов, но драматург Шекспир вряд ли мог пренебрегать законами драматургии. Так что само отсутствие антрактов ничего не доказывает.
Ключом к пропорциональному исследованию «Гамлета» неожиданно для меня самого стал шекспировский принцип организации сценического пространства. В «Гамлете» три типа сценического пространства: действие происходит то на природе (под открытым небом), то в зале Эльсинорского замка, то в его комнатах.