Ган Исландец

Когда онъ произносилъ это слово, звукъ, похожій на рычанье, послышался надъ ними. Спіагудри затрясся всмъ тломъ.

— Что это такое? — прошепталъ онъ.

— Нтъ ли тутъ какого-нибудь другаго живаго существа кром насъ? — спросилъ Орденеръ, удивленный не мене его.

— Вы напомнили мн о моемъ помощник Оглипиглап, - возразилъ Спіагудри, успокоенный этой мыслью: — безъ сомннія, это онъ спитъ такъ громко. По мннію епископа Арнгрима, спящій лапландецъ шумитъ не мене старой бабы.

Съ этими словами они подошли къ двери Спладгеста. Спіагудри тихо открылъ ее.

— Прощайте, милостивый господинъ, — сказалъ онъ Орденеру: — и да благословитъ васъ небо. До вечера! Если вы пройдете мимо церкви святаго Госпиція, помолитесь за вашего несчастнаго служителя Бенигнуса Спіагудри.

Поспшно захлопнувъ дверь, боясь, чтобы его не примтили, и чтобы утренній втеръ не задулъ ночника, онъ вернулся къ трупу Жилля Стадта и принялся укладывать его голову такимъ образомъ, чтобы раны не было видно.

Серьезныя причины заставили трусливаго смотрителя принять смлое предложеніе незнакомца. Мотивами, побудившими его на такое отважное ршеніе, были: во первыхъ, страхъ, внушаемый Орденеромъ; во вторыхъ, страхъ, внушаемый палачемъ Оругиксомъ; въ третьихъ, старинная ненависть къ Гану Исландцу, ненависть, въ которой онъ едва осмливался признаться самому себ, до такой степени умрялась она ужасомъ; въ четвертыхъ, любовь къ наукамъ, которымъ это путешествіе могло принести пользу; въ пятыхъ, надежда на свою хитрость, чтобы отвести глаза Гану; въ шестыхъ, затаенное влеченіе къ извстному металлу, наполнявшему кошелекъ молодаго искателя приключеній и которымъ, по его мннію, былъ наполненъ желзный ящикъ, украденный у капитана и предназначавшійся вдов Стадтъ, посылка, которая теперь имла вс шансы никогда не разставаться съ посыльнымъ.

Наконецъ, послдняя причина- боле или мене основательная — надежда снова занять, рано ли, поздно ли, ту должность, которую онъ теперь покидалъ. А затмъ ему было совершенно безразлично, разбойникъ ли убьетъ незнакомца или незнакомецъ разбойника. При этой мысли онъ не могъ удержаться отъ восклицанія:

— Во всякомъ случа я получу трупъ!

Въ эту минуту послышалось новое рычанье, и несчастный смотритель вздрогнулъ всмъ тломъ.

— Нтъ, это не можетъ быть храпнье Оглипиглапа, — пробормоталъ онъ: — этотъ шумъ слышится сверху.

— Какъ глупо пугать себя такими пустяками, — добавилъ онъ посл минутнаго размышленія: — по всей вроятности, это собака проснулась на пристани и залаяла.

Уложивъ обезображенные члены Жилля и заперевъ вс двери, онъ легъ на постель отдохнуть отъ усталости минувшей ночи и собраться съ силами къ предстоящей.

IX

Фонарь Мункгольмской крпости былъ потушенъ и матросъ, проводящій судно въ Дронтгеймскій заливъ, видлъ вмсто него каску часоваго, сверкавшую подобно подвижной звзд на лучахъ восходящаго солнца, когда Шумахеръ, опираясь на руку дочери, сошелъ на свою обычную прогулку въ садъ, окружающій его тюрьму. Оба они провели безпокойную ночь: старикъ отъ безсонницы, молодая двушка отъ сладостныхъ грезъ. Уже нсколько минутъ прогуливались они молча, какъ вдругъ старый узникъ устремилъ на свою прекрасную дочь печальный и серьезный взглядъ:

— Ты краснешь и улыбаешься сама себ, Этель; ты счастлива, такъ какъ не краснешь за прошлое, но улыбаешься будущему.

Этель покраснла еще боле и подавила улыбку.

— Батюшка, — сказала она, застнчиво обнимая отца: — я принесла съ собой книгу Эдды.

— Читай, дочь моя, — отвтилъ Шумахеръ, снова погружаясь въ задумчивость.

Мрачный узникъ, опустившись на скалу, осненную черною елью, прислушивался къ нжному голосу молодой двушки, не слушая ея чтенія, подобно истомленному путнику, наслаждающемуся журчаниемъ ручейка, который оживилъ его силы.

Этель читала ему исторію пастушки Атланги, которая отказывала королю до тхъ поръ пока онъ не доказалъ ей, что онъ воинъ. Принцъ Регнеръ Ледброгъ женился на пастушк, только побдивъ Клипстадурскаго разбойника, Ингольфа Истребителя.

Вдругъ шумъ шаговъ и раздвигаемой листвы прервалъ ея чтеніе и вывелъ Шумахера изъ задумчивости. Поручикъ Алефельдъ вышелъ изъ-за скалы, на которой они сидли. Узнавъ его, Этель потупила голову.

— Клянусь честью, прекрасная двица, — вскричалъ офицеръ: — вашъ очаровательный ротикъ только что произнесъ имя Ингольфа Истребителя. Должно быть, вы заговорили о немъ, бесдуя о его внук, Ган Исландц. Молодыя двицы вообще любятъ разговаривать о разбойникахъ, и въ этомъ отношеніи Ингольфъ и его потомки доставляютъ тему весьма занимательную и страшную для слушателей. Истребитель Ингольфъ имлъ лишь одного сына, рожденнаго колдуньей Тоаркой; сынъ этотъ, въ свою очередь, тоже имлъ одного сына, и тоже отъ колдуньи. И вотъ ужъ въ теченіе четырехъ столтій родъ этотъ продолжается, къ отчаянію Исландіи, всегда однимъ отпрыскомъ, не производящимъ боле одной отрасли. Этимъ-то послдовательнымъ рядомъ наслдниковъ адскій духъ Ингольфа перешелъ нын въ цлости и неприкосновенности къ знаменитому Гану Исландцу, который имлъ счастіе сію минуту занимать двственныя мысли молодой двицы.