— Ну, а если кто захочетъ попытать счастія, — замтилъ малорослый: — тотъ найдетъ Гана Исландца завтра въ развалинахъ Арбаръ, близъ Сміазена, а посл завтра въ Вальдергогской пещер.
— Да ты не врешь, молодчикъ?
Этотъ вопросъ предложенъ былъ разомъ и Орденеромъ, который слдилъ за этой сценой съ интересомъ, легко понятнымъ всякому, кром Спіагудри, и низенькимъ, довольно тучнымъ человкомъ въ черномъ плать, съ веселой физіономіей, который при первыхъ звукахъ трубы глашатая вышелъ изъ единственной гостиницы деревушки.
Малорослый въ широкополой шляп, казалось, одно мгновеніе разсматривалъ ихъ обоихъ и отвтилъ глухимъ голосомъ.
— Нтъ.
— Но почему же ты говоришь съ такой увренностью? — спросилъ Орденеръ.
— Я знаю, гд Ганъ Исландецъ, знаю также гд Бенигнусъ Спіагудри. Въ эту минуту оба недалеко отсюда.
Прежній ужасъ съ новой силой охватилъ несчастнаго смотрителя Спладгеста. Онъ едва осмливался смотрть на таинственнаго малорослаго незнакомца, воображая, что французскій парикъ недостаточно хорошо скрывалъ черты его лица, и принялся дергать Орденера за плащъ, бормоча тихимъ голосомъ:
— Милостивый господинъ, ради Бога, сжальтесь надо мною, уйдемте отсюда, оставимъ это проклятое предмстье ада…
Орденеръ, удивленный не меньше своего спутника, внимательно разсматривалъ малорослаго, который, поворотившись спиной къ свту, казалось хотлъ скрыть свое лицо.
— А Бенигнусъ Спіагудри, — вскричалъ рыбакъ: — я видлъ его въ Спладгест, въ Дронтгейм. Это великанъ. И его то оцнили въ четыре экю.
Охотникъ покатился со смху.
— Четыре экю! Ну, я то ужъ не стану за нимъ охотиться. Дороже платятъ за шкуру синей лисицы.
Это сравненіе, которое при другихъ обстоятельствахъ показалось бы оскорбительнымъ ученому смотрителю Спладгеста, теперь подйствовало на него самымъ успокоительнымъ образомъ. Тмъ не мене онъ хотлъ было снова просить Орденера продолжать ихъ путь, когда тотъ, узнавъ, что ему было нужно, предупредилъ его желаніе, выйдя изъ толпы, начинавшей рдть.
Хотя, прибывъ въ деревушку Оельмё, они разсчитывали переночевать въ ней, но какъ бы по безмолвному соглашенію оба оставили ее, даже не спрашивая другъ друга о причин столь поспшнаго бгства. Орденеръ надялся поскоре встртиться съ разбойникомъ, а Спіагудри отъ всей души желалъ поскоре разстаться съ полицейскими.
Орденеръ былъ слишкомъ озабоченъ, чтобы смяться надъ злоключеніями своего спутника. Первый прервавъ молчаніе, онъ спросилъ его ласковымъ тономъ:
— Ну, старина, въ какихъ это развалинахъ можно найти завтра Гана Исландца, какъ утверждаетъ этотъ малорослый, которому, кажется, все извстно.
— Я не знаю… не дослышалъ, высокородный господинъ, — отвтилъ Спіагудри, дйствительно сказавъ правду.
— Ну, въ такомъ случа я могу встртиться съ нимъ только посл завтра въ Вальдергогской пещер?
— Въ Вальдергогской пещер! Это дйствительно излюбленное убжище Гана Исландца.
— Такъ идемъ же туда, — сказалъ Орденеръ.
— Надо повернуть налво за Оельмскій утесъ; до Вальдергогской пещеры мене двухъ дней ходьбы.
— Извстна теб, старина, эта странная личность, которая, кажется, такъ отлично знаетъ тебя? — осторожно освдомился Орденеръ.
При этомъ вопрос Спіагудри снова затрясся отъ страха, который началъ было ослабвать въ немъ, по мр того какъ удалялись они отъ деревушки Оельмё.
— Нтъ, право нтъ, — отвтилъ онъ, нсколько дрогнувшимъ голосомъ: — только голосъ то у него больно странный…
Орденеръ попытался успокоить своего проводника:
— Не бойся ничего, старина, служи только мн хорошо и я не выдамъ тебя никому. Если я выйду побдителемъ изъ борьбы съ Ганомъ, общаю теб не только помилованіе, но отдамъ и т тысячи королевскихъ экю, которыя назначены за голову разбойника.
Чувствуя необыкновенную привязанность къ жизни, честный Спіагудри въ то же время страстно любилъ золото. Общанія Орденера произвели на него магическое дйствіе. Они не только разсяли весь его страхъ, но еще пробудили въ немъ ту смшную веселость, которая выражалась у него длинными монологами, странной жестикуляціей и учеными цитатами.