Ган Исландец

— Господинъ Орденеръ, — началъ онъ: — если бы мн пришлось по этому поводу вступить въ споръ съ Оверъ Бильзейтомъ, прозваннымъ Болтуномъ, ничто, нтъ ничто не заставило бы меня перемнить мое мнніе, что вы самый мудрый, самый достойный молодой человкъ. Да и въ самомъ дл, что можетъ быть прекрасне, что можетъ быть славне, quіd сіthаrа, tubа, еl саmраnа dіgnіus, какъ благородно рисковать своей жизнью, чтобы освободить страну отъ чудовища, отъ разбойника, отъ демона, въ которомъ совокупились вс демоны, вс разбойники, вс чудовища?.. Кто посметъ сказать, что васъ влечетъ къ тому постыдная корысть! Благородный господинъ Орденеръ награду за поединокъ отдаетъ своему спутнику, старику, который только на милю не доведетъ его до Вальдергогской пещеры. Не правда ли, милостивый господинъ, вдь вы дозволите мн обождать результата вашей славной борьбы въ деревушк Сурбъ, расположенной въ лсу, за милю отъ Вальдергогскаго берега? А когда узнаютъ о вашей блистательной побд, по всей Норвегіи пойдетъ такое веселье, какое нкогда обвладело Вермундомъ Изгнанникомъ, когда съ вершины Оельмского утеса подл котораго мы теперь проходимъ, примтилъ онъ большой костеръ, разведенный братомъ его Гафданомъ въ знакъ освобожденія, на Мункгольмской башн…

При этомъ имени Орденеръ съ живостью прервалъ его:

— Какъ! Неужели съ высоты этого утеса видна Мункгольмская башня?

— Да, милостивый государь, за двнадцать миль къ югу, среди горъ, прозванныхъ нашими предками Скамейками Фригга. Теперь долженъ быть хорошо виденъ башенный маякъ.

— Неужели! — вскричалъ Орденеръ въ восторг при мысли еще разъ взглянуть на мсто, въ которомъ онъ оставилъ свое счастіе: — Старикъ, безъ сомннія какая-нибудь тропинка ведетъ на вершину этого утеса?

— Само собою разумется. Тропинка эта, начавшись въ лсу, куда мы сейчасъ выйдемъ, по некрутой отлогости поднимается къ самой голой вершин утеса, гд продолжается уступами, высченными въ скал товарищами Вермунда Изгнанника, вплоть до замка, у котораго и оканчивается. Развалинами замка вы можете полюбоваться при лунномъ свт.

— Ну, старина, укажи мн тропинку. Мы переночуемъ въ развалинахъ, откуда видна Мункгольмская башня.

— Что за фантазія, милостивый государь? — сказалъ Спіагудри: — Усталости этого дня…

— Я помогу теб, старина, взобраться; никогда еще не чувствовалъ я себя такимъ бодрымъ.

— Но, милостивый государь, терновникъ, которымъ поросла эта давно заглохшая тропинка, размытые дождемъ камни, ночь…

— Я пойду впередъ.

— Но какой-нибудь зловредный зврь, гадина, какое-нибудь гнусное чудовище…

— Я пустился въ путь не для того, чтобы избгать чудовищъ.

Мысль остановиться невдалек отъ Оельмё совсмъ не нравилась Спіагудри; мысль же взглянуть на Мункгольмскій маякъ, быть можетъ увидть свтъ въ окн комнаты Этели восхищала и влекла Орденера.

— Милостивый господинъ, — взмолился Спіагудри: — послушайтесь меня, откажитесь отъ вашего намренія. У меня есть предчувствіе, что оно надлаетъ намъ бды.

Но что значила его просьба сравнительно съ желаніемъ Орденера.

— Довольно! — нетерпливо перебилъ его Орденеръ: — Не забудь, что ты обязался врно служить мн. Я хочу, чтобы ты указалъ тропинку, гд она?

— Сейчасъ мы придемъ къ ней, — отвтилъ Спіагудри, принужденный повиноваться.

Дйствительно, они скоро нашли тропинку и стали подниматься по ней, но Спіагудри примтилъ съ удивленіемъ, смшаннымъ съ ужасомъ, что высокая трава была помята, что кто-то недавно прошелъ по древней тропинк Вермунда Изгнанника.

XX

Генералъ Левинъ Кнудъ сидлъ въ глубокой задумчивости передъ столомъ, на которомъ лежало нсколько бумагъ и только-что распечатанныя письма. Стоявшій возл него секретарь повидимому ожидалъ его приказаній.

Генералъ, то стучалъ шпорами по роскошному ковру находившемуся подъ его ногами, то разсянно игралъ украшеніями орденской цпи Слона, висвшей на его ше. Время отъ времени онъ раскрывалъ ротъ, какъ бы намреваясь что-то сказать, но останавливался и потиралъ лобъ, снова устремляя глаза на распечатанныя депеши, лежавшія на стол.

— Что за чортъ!.. — вдругъ вскричлъ онъ.

Посл этого энергичнаго восклицанія снова на минуту воцарилось молчаніе.

— Кто бы могъ вообразить, — продолжалъ онъ; — что эти дьявольскіе рудокопы поднимутся на такія штуки?.. Очевидно, кто нибудь тайно подстрекаетъ ихъ къ возмущенію… Но знате ли, Ваферней, дло-то совсмъ не шуточное? Пятьсотъ или шестьсотъ негодяевъ подъ начальствомъ стараго разбойника Джонаса уже сбжали съ Фарорскихъ рудниковъ; какой то молодой фанатикъ Норбитъ сталъ во глав возмутившихся гульдбрансгальцевъ; да и головорзы Зунд-Моёра, Губфалло, Конгсберга, которые ждутъ лишь сигнала, быть можетъ уже взбунтовались. Знаете-ли, что въ это дло впутались и горцы подъ предводительствомъ смлой кольской лисицы, стараго Кеннибола? Знаете ли, наконецъ, что, если врить донесеніямъ синдиковъ, на свер Дронтгеймскаго округа носится слухъ, что руководитъ этимъ инсуррекціоннымъ движеніемъ страшный Ганъ, знаменитый разбойникъ, голову котораго мы только что оцнили? Ну, что вы скажете на это, любезный Ваферней?